приняли рундов. Тебя же они считают спасительницей и тебя хотят видеть на троне. Это именно то, чего желал Умбердо. Пока ваш ребенок не достиг совершеннолетия, лишь ты остаешься легитимной правительницей Хайлигланда. Истерд они не примут никогда. Она хорошая женщина, но дело не в ней.

— Знаю. Истерд всегда будет для местных символом войны и потерь. Грегора они простят. Со временем забудутся многие его деяния. Но Истерд такой чести не удостоится. — Рейнхильда натянула одеяло до подмышек и приподнялась в постели. Угли в камине почти угасли. — Холодает. Зачем ты жалеешь дрова?

Альдор пожал плечами.

— Мне много не нужно, а тебя я сегодня не ждал.

— Теперь я буду приходить чаще. Нашла лазейку.

— Слишком опасно. Мы оба рискуем. Ты не должна приходить ко мне сюда. Весь замок напичкан гацонцами.

Альдор натянул сорочку, сунул ноги в туфли и все же занялся камином. Рейнхильда была права: по старой монастырской привычке он берег дрова, и его покои всегда быстро выстывали.

— Когда же нам видеться? — Королева выбралась из-под одеяла и принялась одеваться.

— Могу организовать прекрасную охоту для Умбердо. Наши леса ему понравятся.

— Он возьмет меня с собой. И тебя. Ты нравишься ему, Альдор. Не знаю, почему. Но Умбердо очень тепло о тебе отзывается.

— В лесу проще ненадолго потеряться. Нам много времени не нужно, — отозвался эрцканцлер. — Но…

Рейнхильда пристально взглянула на Граувера. Он понял, что не смог скрыть от нее мыслей.

— Ты не хочешь этого. — Она поочередно указала пальцем на себя и на него. — Не хочешь продолжать, ведь так?

— Хочу. Но не считаю это правильным. Ты получила от меня все, что хотела. Пора остановиться, пока беспечность не погубила нас обоих.

— Прямо сейчас Умбердо лапает за задницу какого-нибудь миленького пажа. — Рейнхильда начинала злиться, и Альдор ее не винил. — Почему ему можно, а мне — нет?

— Потому что ты королева. Образец благочестия и милосердия. Потому что за Умбердо богатейшая страна, а Хайлигланд — нищий. Потому что Умбердо останется Умбердо Гацонским и без жены. Но кем станем мы с тобой без него?

Рейнхильда завязала тесемки на ночной рубашке и запахнула халат.

— Ты сам сказал: за мной Хайлигланд, — сказала она. — И я все еще нужна ему.

— Не настолько, как ты думаешь. От Истерд он избавится. Может избавиться и от тебя, особенно если дитя вырастет крепким и здоровым. Не раздражай Умбердо, любовь моя. Ты зависишь от него куда сильнее, чем думаешь. Пожелай он от тебя избавиться, народ Эллисдора тебя не спасет. И я не спасу. Я тоже интересен ему лишь до той поры, пока делаю то, чего он хочет.

— Значит, ты снова играешь в благородство?

Огонь разгорелся, от камина повеяло жаром, и комната осветилась желтыми всполохами. Глаза Рейнхильды горели гневом, но Граувер стоял на своем.

— Я спасаю тебе жизнь, — ответил он. — Я уже потерял Грегора. Не прощу себе, если потеряю и тебя.

— Значит, больше ты мне не рад?

— Я всегда рад тебе, но отныне тайных встреч не будет. По крайней мере пока мы не разберемся с политикой.

— И что же мне делать?

— Стань лучшей правительницей Хайлигланда за всю его историю. Заставь людей обожать себя. И вырасти нашего ребенка достойным человеком. — Альдор отвернулся, чтобы положить кочергу. — Я всегда буду за тебя. Но не всегда смогу быть рядом.

Дверь его покоев тихо закрылась. Рейнхильда ушла, не попрощавшись.

* * *

Веззам не жаловал гацонцев в Гивое, но гвардейцы короля Умбердо и вовсе выводили его из себя. Такого набора странных требований на его памяти не предъявляло еще ни одно войско. Хлеб ели только пшеничный, кашу требовали белую, без полбы и овса. И в довершение ко всему оскорбили местную артель, отказавшись от эля и потребовав вина. Командир эллисдорской стражи ревел, как бешеный медведь, отстаивая местные правила, но гацонскому сотнику Иццоле было плевать. Веззам едва успел разнять их, пока дело не дошло до дуэли.

— И что мне с ними делать, а? — жаловался Шварценберг-младший, сын героя осады Эллисдора.

Они взяли по третьей кружке, и гвардеец начал хмелеть. Веззам пил аккуратно, закусывая сушеным мясом.

— Я в этом точно не советчик, — пожал плечами ваграниец. — Честно говоря, даже не знаю, кому нынче подчиняется «Сотня». Контракт-то был не с короной, а лично с Грегором Волдхардом. Не удивлюсь, если вскоре нас отсюда попросят.

— Вас-то? Спасителей столицы? — хохотнул Шварценберг и сделал щедрый глоток. Эль полился по подбородку. — Не попросят.

К ним подплыла кухонная девица с кувшином, но Веззам жестом отказался от добавки.

— Былые заслуги быстро забываются, — ответил он товарищу.

— Неее, вы ж сдержали оборону. У вас хорошо сработанное войско.

— Которое дорого обходится короне. Ты, Мик, отдаешь долг родной стране. Мы же воюем за золото.

— Я тоже получаю жалование. Но согласен, куда меньше.

— Ну вот. — Веззам отправил в рот небольшую полоску говядины. — Сейчас никто ни с кем не воюет. Король Умбердо разместит дополнительный гарнизон. Зачем нужны мы?

— Не знаю, — честно признался Мик Шварценберг. — Но твои парни мне нравятся. Ты хорошо их вымуштровал. Словом, знай: если вас отправят отсюда, я буду скучать.

— Приятно слышать.

Они молча подняли кружки. В таверне становилось шумно, и Веззам засобирался восвояси. Мик, будучи женатым человеком, жил в Нижнем городе, а вагранийцу предстояла дорога в замок.

— Ладно, бывай, Мик. — Первый оставил на столе несколько монет и поднялся. — Не пей много.

Он вышел из прокуренной таверны и вдохнул свежего воздуха.

— Мастер Веззам?

От коновязи отлип юноша — Веззам узнал помощника эрцканцлера Остера.

— Да.

— Мой господин хочет с вами поговорить.

— Поздновато он спохватился. Почти ночь на дворе.

— Ну, не нам с вами решать, — виновато улыбнулся парень. — Его милость — человек занятой. Как прибыл в Эллисдор, почти не спит. Я лошадей привел, верхом быстрее. Сам спать хочу.

Веззам не стал спорить. Граувер никогда не дергал людей без причины. А раз так, значит, и дело было важное. Он оседлал лошадь и отправился вслед за Остером. Город еще шумел, но пелена сна уже начала спускаться. Коробейники разошлись, лавки закрывались. Лишь в кабаках да тавернах гремела музыка. Веззам вспомнил, как хорошо управлялся с цистрой Белингтор. Этого пройдохи ему очень не хватало. Одна радость, что тот еще был жив.

Они быстро проехали город, поднялись по мосту к воротам, представились и въехали во двор. Гацонцы, лопоча по-своему, шумно переговаривались, пели песни и, кажется, гоняли кого-то из служек за бочонком вина. Веззам поморщился. Как они воевали с такой дисциплиной? Впрочем, на его памяти Гацонцы