Она взглянула на него и сказала:

— Это не может быть правдой... Ведь так?!

— Старик рассказал вам?

— Да.

— Боюсь... боюсь, что все так и есть.

— И... и мистер Берч ни на что не может претендовать?

— Ни на что; только на то, что оставлено ему по завещанию. Его жена оговорила, что он может взять столько, сколько уместится на телеге, чтобы обставить свой дом... У него есть другой дом?

— Маленький двухкомнатный домик там на холме.

— Боже. Боже. Это очень странный случай! Я не думаю, что мне когда-либо попадалось что-либо более странное.

— Как... как он воспринял это?

— Он очень подавлен. Именно об этом я пришел сказать вам. Я думаю, что кто-то должен побыть с ним, пока он не придет в себя.

— Да. — Эмили поднялась на ноги. — Да, я понимаю. А что, она... она совсем не оставила ему денег?

— Небольшую сумму, которую платили бы мальчику за помощь на ферме. Все остальное переходит к ее законному супругу.

— А может он... может он это опротестовать, я имею в виду в суде?

— Может, но это займет время и потребует много денег в случае, если он проиграет дело. А если у него не окажется денег...— Клерк развел руками, рукава его пиджака сползли назад, и она увидела, что белые манжеты были ложными и были прикреплены к голубой полосатой рубашке, как у рабочего, а перед его рубашки был прикрыт манишкой. — Это очень печально, — закончил он. — И мне жаль его.

— Когда... когда приедет тот, другой мужчина?

— Мы не совсем уверены, нам еще нужно уточнить. — Он слабо улыбнулся. — Если этот человек хорошо вел себя, его могут выпустить раньше срока, к которому он приговорен. Нужно еще очень многое выяснить.

Эмили молча кивнула ему, а он ласково сказал:

— Счастливо вам.

И она ответила:

— Счастливо.

Клерк повернулся и пошел к двери, но остановился и сказал:

— Я собирался предупредить слугу, что мы уже готовы.

На что она ответила, показав рукой на заднюю дверь:

— Прямо под арку.

Она не двинулась с кухни, пока не услышала шума колес экипажа, выезжавшего по гравию дороги. Испугавшись того, что она может обнаружить, Эмили выскочила из кухни, пробежала через холл к гостиной.

Осторожно постучав в дверь и не получив ответа, она медленно открыла ее. Мистер Берч сидел в кресле, наклонившись вперед, протянув соединенные руки к огню; он не шевелился, даже когда девушка подошла и встала возле него.

Эмили замерла, так же как и Лэрри, в тишине, заполнявшей комнату. Они были так неподвижны, что можно было подумать, что они насмерть замерзли. Но они не были мертвы, они были живы, и Эмили знала, что завизжит, если не нарушится внушающая страх тишина.

Эмили уже открыла рот, чтобы заговорить, когда Лэрри повернулся к ней. Его взгляд можно было описать всего одним словом - «свирепый», и это впечатление усилилось, когда он заговорил, он буквально рычал сквозь сжатые зубы.

— Не улыбайся, — сказал он, — не говори, что ты сожалеешь, и не надо... не надо высказывать твои мудрые мысли типа «не вешай нос». — Он разомкнул сжатые пальцы и сложил их в кулаки так, что сквозь кожу проступили кости, и стукнул по подлокотникам кресла.

Эмили была ошеломлена его поведением, которое больше походило на нападение. Когда девушка вошла в комнату, она собиралась обнять Берча и прижать его голову к своей груди. Сказать ему, что он не одинок, что она останется с ним, пойдет туда, куда пойдет он, будет заботиться о нем, помогать ему и что если он не позволит себе раскиснуть, то он еще выкарабкается наверх. Короче, Эмили хотела сказать ему слова, которые он ей запретил говорить.

По-настоящему испугавшись, девушка смотрела на его лицо. Оно было неузнаваемым. Она видела Берча во всяких настроениях. Она видела, как он сердито сбегал по лестнице из комнаты над кухней; видела его угрюмым и даже плачущим. Но она никогда не видела его таким, как сейчас. Он был похож на сумасшедшего. И Эмили подумала, что он действительно совершенно сдвинулся, когда Берч неожиданно вскочил с кресла и начал метаться по комнате, пиная ногой один предмет мебели за другим - кресла, диван, маленькие столики. Когда он дошел до конца комнаты, он схватил фарфоровую вазу, которая стояла на узком шкафчике для фарфора, размещавшемся между двумя высокими окнами, и, подняв ее над головой, повернулся и швырнул в стену. Когда осколки рассыпались по комнате, Эмили закричала:

— Прекратите! Перестаньте! Это ничего не даст. Если вы начнете ломать вещи, то вас могут заставить платить за них.

Эмили стояла, открыв рот, со страхом ожидая, как Лэрри на это отреагирует. Она увидела, как он застыл, затем медленно повернулся и посмотрел на нее, а потом мрачно сказал:

— Да, они могут сделать даже это, они могут заставить меня заплатить за это из моего заработка. Столько бы она заплатила мальчику на ферме, шесть шиллингов в неделю. Но перед тем, как я женился на ней, она платила мне пятнадцать шиллингов в неделю... Я сказал «женился»? — Он подтолкнул ногой к камину основание разбитой вазы, завопив: — Она покончила самоубийством. Она планировала это. Она специально сделала это только ради того, чтобы столкнуть меня в пропасть. Я надеюсь, что она будет гореть в аду каждый день и всегда! Стерва! Грязная, вонючая стерва!

— Не говорите так, проклятия возвращаются назад. — Эмили говорила протестующим шепотом, но это, похоже, разозлило его еще больше.

— Что ты знаешь об этом? Действительно, что ты вообще знаешь? — Берч кинулся к ней, словно хотел ее стукнуть, но она не отступила. По какой-то причине, возможно из-за его последних очерняющих слов, ее страх прошел; она даже почувствовала себя непокорной и агрессивной. Хотя девушка понимала, что он перенес сильный удар, его реакция на ее слова уменьшила ее жалость. Эмили была свидетельницей, как Берч вновь превращается в того, кем был раньше, - в рабочего на ферме, погонщика скота. Он перестал быть человеком, который был хозяином всего здесь в течение восьми лет.

Эмили сердито посмотрела ему в лицо и выкрикнула:

— Что вы вообще вытворяете? Конец света еще не наступил; у вас все еще есть пара рук. Вы можете использовать их; другие это делали...

Его лицо побагровело. Даже глаза казались красными, а из угла его губ текла слюна, когда он завопил:

— С кем, как ты думаешь, ты говоришь? Убирайся! Убирайся! — Он указал пальцем на дверь. — Боже, не так уж много времени ты потратила на то, чтобы оценить ситуацию. Работник ничуть не хуже хозяина, так, что ли? Послушай меня, дорогая леди, если ты думаешь, что я женюсь на тебе, потому что я конченый человек, то ты ошибаешься! Я никогда ни на ком не женюсь до конца своей жизни! Поэтому убирайся, пока я не сказал что-то, что я не должен говорить!

— Вы уже это сказали. — С чувством горечи Эмили выдержала его взгляд, потом повернулась и вышла из комнаты. Девушка не побежала, но и не вернулась на кухню. Она поднялась в свою комнату, но не бросилась на кровать и не расплакалась. Она была слишком сердита, слезы остались на потом.