— Ольга погибла на реке. Она лежит тут уже около двухнедель.

— Двух недель?

— Ты не ослышалась.

Я вытерла холодный пот со лба.

— Такого не может быть. Это не так. Ольга жива, я еевидела.

— Вы, сволочи, ее убили. Вы отняли у меня самоедорогое. Я не удостою тебя такой чести — лежать рядом с моей Оленькой. Язакопаю тебя, как собаку. Я замурую тебя в стену.

Неожиданно в руках мужчины что-то сверкнуло. Я напряглазрение и поняла, что это пистолет.

— Подойди к той стене! — громко скомандовал он. Явсхлипнула и подошла к стене. В этот момент открылась дверь и в зал вошелбраток.

— Сережа, ну че, пора?

— Пора. Закладывай ее.

Мне кажется, что в этот момент я просто потеряла рассудок. Ягромко плакала и просила о помощи. С каждой минутой кирпичная стена становиласьвсе больше и больше. Я понимала, что близок конец, перед глазами проносилисьразличные картинки из жизни. Милкина свадьба… вот она в красивом белом платье.Вадим выносит ее из загса с особой гордостью, словно бесценный груз и боится ееуронить… Мы с Юрьевичем громко смеемся и поливаем их шампанским… Вадим ставитМилку на землю и громко, прямо во все горло и на весь свет, кричит о том, каксильно он ее любит… Милка смеется, но в ее глазах блестят слезы. Наверно, этоот того, что она еще никогда в жизни не была так счастлива. А затем она беретменя за руку и говорит о том, что самое главное в мужчине — это надежность.Вадим надежный. По крайней мере, Милка считала именно так. Она сказала, что этотак здорово — соединять свою жизнь с мужчиной, в котором уверена на все сто… Смужчиной, который никогда не уйдет к другой женщине и будет рядом и в старости,и в болезни… Мы с Юрьевичем соглашаемся и целуемся точно так же, как имолодожены…

Неожиданно перед глазами предстали нежные руки горячолюбимого Юрьевича. Это же надо иметь такие руки! Они такие сильные и такиенежные… А еще они любимые… Каждый пальчик, каждый ноготок…

А Санька, Господи, как же он будет без матери? Как? Мама,папа, Зося?

Когда осталось совсем небольшое окошко, я посмотрела науставшего братка отрешенным взглядом и тихо произнесла:

— За что?

— Не знаю, подруга. У тебя свои дела, а у меня свои.Мне сказано тебя замуровать, я и замуровываю.

Я поняла, что мне необходимо воспринять смерть такой, какаяона есть.

— Послушай, а как скоро я умру?

— Не знаю, — пожал плечами браток. — Вотсейчас перекурю и положу последние кирпичики. Так что мы можем еще немного другна друга полюбоваться.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ну я, ей-богу, не знаю, сколько ты протянешь. Хлеб иводу тебе давать не велено. Сколько человек может протянуть без воды и безпищи? Ты анатомию в школе учила?

— Учила. Только мы такое не проходили.

— Видимо, плохо учила. Мне простительно, я в школедвоечником был.

— У тебя такая кладка хорошая, — произнесла якаким-то отрешенным голосом. — Так быстро кирпич кладешь… Прямо кирпичик ккирпичику. Ты, наверно, раньше на стройке работал.

— Вот где не работал, так это на стройке.

— Не похоже. У тебя руки золотые. Им бы нужноеприменение…

— Да пошла ты со своей стройкой! Сколько я тамзаработаю?! Копейки.

— А здесь ты, значит, больше зарабатываешь?

— Конечно, больше.

В этот момент мой взгляд упал на мужчину, которыйпо-прежнему стоял в тени. Я понимала, что мне уже никуда не деться от смерти исовершенно нечего терять. Нервно ухмыльнувшись, я высунула голову в окошко икрикнула:

— Эй ты, придурок! Ты хоть понимаешь, что тысумасшедший или нет?!

Мужчина не ответил и по-прежнему не сводил с меня глаз. Моинервы уже просто сдали, и я чувствовала, что меня не остановить.

— Ольга не умерла на реке! — кричала я что былосил. — Она была жива! Совсем недавно я пила с ней домашнее вино на еекухне!!! Она не может тут лежать две недели! Не может!!!!! Ты сам ее убил! Аеще ты заказал Вадима, сжег Милку! Тебе в дурик надо! Тебя нужно самогозабальзамировать!!! Забальзамировать и положить в стеклянный гроб! Устроил тутмавзолей гребанный! Ты же болен. У тебя острая шизофрения! Твое место вотделении для буйных больных!!!

Мужчина изменился в лице и посмотрел на братка.

— Давай, закладывай быстрее. Не тяни резину.

— Конечно, закладывай! — закричала ягромко. — Кладчик, прокладчик… Гробовщик ты, вот ты кто! Вы меня заложите,а я все равно буду орать про то, какие вы мрази! Буду орать, пока не сдохну!

Я не помню, что было дальше… Я вообще ничего не помню…Какие-то выстрелы… Крики… А затем в крохотном оконце появилось перепуганноелицо моего Юрьевича… Мне показалось, что я уже умерла, а быть может простосошла с ума, я плохо понимала, что же происходит на самом деле.

— Юрка, Юр… — Я протянула в окошко свою руку и громкозаплакала. Юрьевич жадно ее поцеловал и постарался меня успокоить.

А затем я втянула руку обратно и потеряла сознание.Вспоминаю теперь какие-то страшные стуки. Малыш, Кабан… Накаченный, сильный ибезумно красивый мужчина по кличке Малыш ломал стену и выбивал кирпичи.

Потом кто-то взял меня на руки и по винтовой лестнице понеск свету. Я открыла глаза.

— Юрка, Юрочка, родной, — словно в бреду, прошепталая и вновь закрыла глаза.

О том, что же произошло в этом страшном склепе, я узналапозже от собственного мужа, который попросил Малыша меня немного подстраховатьи последить за тем, куда я направилась. Малыш сидел в машине и ждал, пока ябыла у Ольги. Затем поехал за «жигуленком» и увидел, что меня привезли внавороченный коттедж к новому русскому типу. Потом приехал мой Юрьевич и Кабан.Они с трудом нашли меня, потому что в доме было множество подземных ходов,различных лабиринтов. Братка застрелили прямо на месте в тот момент, когда онзамешивал новый раствор цемента. Хозяина дома пришлось немного поискать, потомучто он скрылся в одной, из многочисленных комнат. Когда его нашли, его непришлось убивать. Он застрелился сам.

Ровно через неделю я отошла от пережитых потрясений и сталатакой же, как раньше. Сейчас мы сидим с Юрьевичем в ресторане и поглощаемвкусный обед. Я рассказываю о том, что услышала от хозяина дома и из-за чегопогибла моя подруга. Юрьевич хмурит брови и не перестает курить.