После игры Алекс и Ханичайл, взявшись за руки, гуляли вдоль берега. И потому, что они так сблизились и были в такой гармонии друг с другом, и потому, что Ханичайл чувствовала, что Алекс все поймет, она рассказала ему, что с ней произошло, когда Джек Делейни вернулся, чтобы забрать ее, как и предсказывала Элиза.

Они сидели на берегу маленькой речушки, смотрели на пролетавших мимо диких уток и куропаток.

— Тогда я думала, что уже никогда не увижу голубого неба, не стану взрослой и никогда не полюблю, — заключила Ханичайл свой грустный рассказ.

Алексу хотелось стереть тяжелые воспоминания из ее памяти. Он знал, как тяжело жить с такой болью: он жил с ней вот уже много лет.

— Наступит день, когда ты забудешь об этом, — сказал он с уверенностью, держа Ханичайл за руку. — Обещаю, что со временем ты будешь все реже вспоминать о Делейни, а потом он полностью исчезнет из твоей памяти. Он больше не существует, а ты — да. Ты должна быть сильной и выбросить его из головы.

Ханичайл с надеждой посмотрела на Алекса. Ей хотелось верить ему, но старый страх был сильнее.

— Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, — сказала она, вздохнув. — Теперь мне абсолютно нечего тебе рассказывать.

Тетя Софи была довольна тем, как выглядят ее девочки в этот вечер и за обедом в честь дня рождения Билли, и во время танцев: молоденькие и хорошенькие в длинных шелковых платьях. Еда была отличной, вина первосортными, и местный оркестр хорошо играл. Она решила, что Ханичайл проводит слишком много времени с этим Скоттом и что Билли настолько подходит Лауре, что она сама не могла бы выбрать лучше. А кто это танцует с Анжу? Неужели Гарри Локвуд? Господи, как этому парню удается везде проникать?

— Как случилось, что тебя пригласили? — спросила Анжу.

— Меня не приглашали, — ответил Гарри. — Я сопровождаю Камиллу Стонтон.

— Ты снова замещаешь мужа? — спросила ехидно Анжу. Гарри усмехнулся и немного отстранил ее от себя.

— У тебя скучный вид, — сказал он.

— Это заметно?

— Заметно для такого внимательного и наблюдательного, как я.

— Ты бы тоже заскучал, окажись на моем месте со всеми этими мужчинами, ведущими себя как дети и играющими в детские игры, — язвительно заметила Анжу. — Я начинаю думать, что англичане никогда не повзрослеют.

— Они веселятся как умеют. Просто это не твой стиль. — Гарри перехватил взгляд Анжу, брошенный в сторону Алекса, танцевавшего с Ханичайл, и добавил: — Итальянец тоже не в твоем духе.

— Давай убежим отсюда, — прошептала Анжу, глядя Гарри в глаза. Она посмотрела вокруг и увидела, что все танцуют или разговаривают. — Выжди несколько минут, а потом следуй за мной. Я буду ждать тебя на террасе, — добавила она и ушла.

Спустя несколько минут Гарри вышел на террасу. Анжу появилась из тени и взяла его за руку.

— Идем со мной, — прошептала она, увлекая его вниз по лестнице в сад.

Они вошли в бельведер, и Анжу обняла Гарри.

— А теперь поцелуй меня.

Гарри нравилось целоваться с Анжу: она была страстной и умела целоваться. Он был уверен, что она знает и большее, но сегодня наверняка не позволит ему убедиться в этом, хотя он и пытался: он положил руку ей на грудь, и она страстно прильнула к нему, но затем внезапно вырвалась из его объятий и сказала:

— Этого достаточно, Гарри.

Она пригладила волосы, расправила юбку и сказала, что они должны вернуться к танцующим.

Гарри понимал, что Анжу дразнит его, это было вполне в ее духе, но был уверен, что настанет день, и она будет принадлежать ему. А он так страстно желал ее, что решил сделать все, чтобы приблизить этот день.

Ханичайл обыграла в карты всех мужчин, включая и Алекса, а женщин пообещала научить искусству игры в покер. Было пять часов утра, когда она наконец рассталась с Алексом, пожелав ему спокойной ночи. Он не смог поцеловать ее, так как вокруг было много народа.

Он с сожалением смотрел, как она поднимается наверх. Уик-энд почти закончился. Он понимал, что вел себя плохо, целуя ее и позволяя ей верить, что он увлечен ею, когда знал, что у них нет будущего. Его жизнь была совершенно другой. Он ступил на эту тропу много лет назад и уже не мог сойти с нее. Даже ради такой девушки, как Ханичайл Маунтджой.

Когда Ханичайл проснулась в воскресенье утром, служанка принесла ей поднос с завтраком, на котором лежал и конверт. Узнав почерк Алекса, Ханичайл поспешно открыла его и прочитала:

«Моя дорогая Ханичайл, мне необходимо немедленно отправиться в Рим, где у меня намечена встреча. Я должен уехать еще до того, как ты проснешься. Я с удовольствием провел с тобой этот уик-энд и благодарю тебя за то, что ты доверила мне свои секреты. Я буду много разъезжать следующие несколько месяцев, и у меня не будет возможности снова увидеться с тобой, но я надеюсь, что ты будешь хорошо проводить время и найдешь свое счастье. С наилучшими пожеланиями,

Алекс».

Улыбка исчезла с лица Ханичайл. Она не знала, что думать. Было ли это прощанием? Она перечитала письмо и поняла, что так оно и есть. Алекс уходил из ее жизни и желал ей найти свое счастье с кем-нибудь другим. «Но почему?» — спрашивала она себя в этот день тысячу раз.

— Почему? — спросила она и Лауру, когда та вернулась с верховой прогулки с Билли. — Я думала, что небезразлична ему. Он был таким понимающим, таким любящим. Черт возьми, я могу поклясться, что он любит меня.

— Он сказал тебе об этом? — спросила Лаура.

— Нет, — с несчастным видом ответила Ханичайл.

— Тогда не надо и говорить об этом. Мужчины иногда бывают такими бесчувственными, — сказала Лаура, обнимая плачущую кузину.

Весь оставшийся день прошел для Ханичайл как в тумане. После чая, когда они возвращались в Лондон, тетя Софи сказала, что ее лицо такое же облачное, как и небо, грозившее дождем.

— Вот и уходит наше чудесное лето, — пожаловалась тетя Софи, когда первые капли дождя забарабанили по стеклу, и Ханичайл печально подумала, что она совершенно права.

Спустя несколько недель лорд Маунтджой сидел в библиотеке, потягивая свой ежевечерний стаканчик виски «Макаллан» и слушая шум, которым был наполнен дом. Громко играла пластинка, одна из девочек подпевала ей; две другие спорили; двери хлопали; телефон звонил так же бесконечно, как и все предыдущие дни, и всегда звонок предназначался для одной из девочек. Маунтджой-Хаус был снова полон смеха, а иногда и слез, приходов и уходов, импровизированных вечеринок после театра. На пороге постоянно появлялись молодые люди, и лорд Маунтджой всегда бросал на них быстрый, но внимательный взгляд, прежде чем они забирали его девочек в театр, конечно, всегда в группе, так как им не позволялось выезжать с каким-нибудь одним мужчиной. За исключением, возможно, ленча, и только с тем мужчиной, в котором Софи была абсолютно уверена. Изредка им позволялось ходить в ночные клубы, но всегда в компании других, и каждый раз лорд Маунтджой звонил туда, чтобы быть уверенным, что главный официант «Парижского кафе», или «Сирано», или любого другого кафе под глупым названием мог напомнить сопровождающим, что девочкам пора домой.