Потом я разобрала пакет с нашими вещами, которые он собрал по углам своей квартиры в Митине. Почему же это так больно — вот она, несостоявшаяся совместная жизнь, глупые надежды, вот они — мои собственные любовь и нежность, запихнутые в пакеты… Золотой халатик, купленный сто лет назад, когда еще Варьки не было, Варькина пижамка с медвежатами, несколько ее игрушек, рыжеволосая кукла Клава… Каждая вещь, которую я брала в руки, словно несла энергию, сгусток воспоминаний и боли.

Ну почему, почему, почему так… Почему ты становишься не нужна как раз в тот момент, когда ты прирастаешь вся, по всей длине, ширине и глубине, прирастаешь с мясом, когда невозможно оторваться, не закричав от боли… Ну отрывайся же, отрывайся, говорила я сама себе, отрывайся, мое горькое прошлое, в котором ничего уж такого хорошего и не было с Сашей, кроме моей собственной любви, кроме того придуманного Саши, к которому я стремилась столько лет и к кому смело подвела дочку Варю…

— Мам, зачем ты опять плачешь? Ты же мне обещала, что плакала в последний раз, помнишь? И морщинки опять под глазами будут…

Варька, Варенька, лучшая в мире утешительница, бедная моя Варька, подошла ко мне, залезла на колени и обняла мою голову так, как я обнимаю ее, ревущую и обиженную. И начала меня качать. Мне стало очень стыдно. Я опять увлеклась романтикой своих встреч и расставаний с Сашей — пусть даже действительно последних на сей раз. Вот — его уже нет. А есть я и она. И только от меня сейчас зависит, будет ли она плакать или смеяться, грустить вместе со мной или радоваться новым куклиным платьям.

— Все, все, я не буду. Больше не плачу.

— А почему ты плакала? — Варя вытерла пальчиками слезы с моих щек.

— Не смогла найти одну книжку в пакете, который он прислал…

— Не ври, пожалуйста. — Варя поправила мне волосы и строго сказала: — Так, а кто будет в театр собираться? И сказку ты сегодня еще не писала…

— Давай включим компьютер, посмотрим, что мы вчера с тобой написали…

Сказка получалась очень длинная. Какие-то эпизоды я подзабыла, особенно те, что рассказывала по одному разу. Но Варя, оказывается, очень хорошо все помнила и помогала мне вспомнить.

Мы еле-еле успели в театр, посмотрели «Синюю птицу». Варя никак не комментировала, не боялась, не смеялась, молча и внимательно смотрела. А я в ужасе слушала прекрасный текст Метерлинка и узнавала знакомые интонации художественной руководительницы МХАТа на Тверском бульваре в каждой женской роли. Мужчины прыгали, скакали, орали, как кому бог на душу положит, а женщины, особенно красивые — Душа света, фея Берилюна, Вода, Молоко — были четко «выстроены» по образу и подобию самой главной артистки в театре. Я думала о том — насколько хороша сама Доронина, настолько смешны ее копии. А поди сыграй по-своему — вылетишь мигом из театра!

— Спасибо, очень интересно было, — вежливо отозвалась Варька после спектакля таким же тоном, каким она говорит, отодвигая почти полную тарелку нелюбимой каши: «Спасибо, было очень вкусно и питно…»

Остаток дня, до вечера, я просидела за компьютером, записывая сказку, а Варя занималась своими делами — уроками, куклами.

Иногда Варьке надоедало, что я пишу и пишу — нахожусь в другом пространстве. Она подсаживалась рядом, старалась не мешать, рисовала, но при этом теребила меня:

— Мам, посмотри на мой рисунок! Смешной, правда? Мам, посмотри! Мам! Красиво?

Пела недавно выученную песню: «Бабка-Ёжка, костяная ножка, с печки упала…», декламировала — сама себе, не отвлекая меня — стихи:

Жук, скажите, отчего вы так жужжите?

Жук ответил: «Ну жужжу,

после ужина лежу».

Когда она завела про жука в пятый раз, я остановилась и укоризненно посмотрела на нее. Варя отошла в другой угол комнаты и оттуда объяснила мне:

— Я проверяю, мам, хорошо ли я букву «ж» говорю, понимаешь?

— Проверяй, пожалуйста, только не в ухо мне, ладно?

На самом деле отчего-то мне это почти не мешало. Ее присутствие каждую секунду подтверждало: это надо, Лена, это надо делать, надо хотя бы для Вари. А если книжка получится, то, может, еще какая-то девочка откроет ее и так же, как Варька, будет пугаться, радоваться, надеяться…

К следующему воскресенью я написала восемнадцать глав. Мы прочитали вслух, перебивая друг друга, последние две главы, чуть их поправили. Варька смеялась, страшно радовалась и всячески меня подбадривала, обещая успех на книжном рынке. Я сама была настроена отнюдь не так оптимистично, я хорошо знаю цену «домашним радостям» — не всегда то, что нравится твоим близким, окажется нужным и другим, очень разным людям. Но я все же сделала дискетку — другого способа записать для Жени сказку на ноутбуке у меня не было. А я решила — пусть он будет первым читателем. Почему-то мне казалось, что, несмотря на свое доброе и пристрастное ко мне отношение, он сможет сделать мне толковые замечания.

Мы оделись и чуть пораньше приехали на спектакль. Никогда из дому у меня не получается выезжать заранее — у себя дома всегда найдется тысяча дел, а сейчас мы уже в половине седьмого получили пригласительный билет у администратора. Я немножко удивилась, что билет был без мест. Но потом решила, у Женьки всегда так много приглашенных, что на всех бесплатных «директорских» мест не хватает.

Это был пятый или шестой премьерный спектакль. Народу набилось раза в полтора больше, чем мог вместить зал, поэтому думать о свободных местах в партере было нечего. Мы пошли на балкон, Варя заметила, что она «всегда мечтала сидеть именно на балконе». Оттуда было очень хорошо видно, но довольно плохо слышно, особенно Женину партнершу, популярную Ирочку Мухину, которая говорила на сцене простым, бытовым голосом, вблизи он звучал наверняка мило, но к нам на балкон долетало лишь «…няу… ли… лю… а-а-а». Но Варя все равно была довольна, а я все равно напрочь выбита из колеи пластиковым мешком с остатками моей жизни в «невестах» у Саши Виноградова.

Мы купили очень красивые цветы для Жени и все торговались — дарить ли их у сцены — я знаю, что актеры так больше любят. Или все же зайти к нему с букетом в гримерку, тем более что он приглашал нас потом поужинать. Варька рвалась на сцену, мне казалось, что это очень неудобно — спускаться с балкона заранее, стоять потом в проходе… Но я решила сделать так, как приятнее Жене и хочется Варьке. И вот, ощущая, что спектакль вот-вот закончится, мы поспешили вниз.

Женя охнул и ахнул, увидев красавицу Варю с распущенными светлыми волосиками, в модных брючках с лохматой аппликацией внизу, протягивающую ему букет персиковых роз и белых лилий. Варя протянула ему еще и руку, Женя руку поцеловал, расшаркиваясь. Потом поцеловал Варю, отыскал глазами меня и послал мне воздушный поцелуй. Варька была счастлива, потрясена и с прискоком подбежала ко мне:

— Пошли к нему!

Странно. Что-то такое вдруг как будто проскользнуло у моего лица. Будто слово или звук — но никто ничего не говорил… Или какой-то смутный образ… но я бы ни за что не сказала — что именно я увидела. И мне почему-то показалось — не надо. Не надо ходить к Жене.