Но в последний момент перед нырком к земле Нефёдов оглянулся туда, где должен был находиться скрытой молочно-белой пеленой истребитель Батура. Ему показалось, что он увидел отблеск яркой вспышки. У Бориса сжалось сердце.

Раскачиваясь на привязных ремнях в кувыркающемся самолёте, он случайно задел локтем тумблер настройки радиостанции и вдруг шипение и свист в наушниках мгновенно прекратились и до него донеслись довольные голоса двоих мужчин, обсуждающих по-английски подробности сделанных ими выстрелов:

– Поздравляю, Чёрный пёс! Одного ты точно достал, я видел, как он взорвался.

– Что ж, мистер Хан, с меня выпивка. Генерал Смит как раз вчера прислал мне ящик боевого виски за пять сбитых в последнюю неделю «бандитов». Жаль, что твой русский успел забиться в щель.

– Мне кажется, я его подранил, после чего он нырнул куда-то вниз. Я уже почти догнал его, а потом снова потерял. Он просто исчез у меня с радара, слился с землёй. Это очень хитрый русский. Определённо стоит прочесать район, он наверняка где-то близко.

– Не стоит рисковать, Хан. Теперь русский знает о нашем присутствии и будет настороже. Если он так хорош, как ты говоришь, он не даст нам второго шанса, а сам попробует напасть.

Борис вывел самолёт из штопора и начал поиск Батура, в гибель которого не желал верить. А ещё Нефёдов очень надеялся, что ему повезёт наскочить в тумане на атаковавшую их парочку. И в какой-то момент впереди действительно мелькнула чья-то серая тень. Борис тут же нажал на гашетку и стал доворачивать свою машину, стремясь вогнать в уходящий самолёт весь боезапас «до железки»…

Совершив посадку и руля к своему капониру, Борис вдруг заметил, что на том месте, где Батур парковал свой самолёт, стоит какой-то МиГ. «Всё-таки вернулся, бродяга!» – возликовал Нефёдов. Но потом он увидел, что номер на самолёте другой. Оказалось, просто механики в отсутствии Тюгюмджиева поставили в его капонир другой самолёт для осмотра двигателя.

Нефёдов вместе со всеми прождал Батура до тех пор, пока оставалась хоть какая-то надежда на его возвращение. Наконец, кто-то из механиков грустно вздохнул и подвёл черту:

– Вот и не стало нашего «Айдара»[63]. Э-эх… даже такого удальца укатали крутые горки…

Борис приказал механику снять со своего самолёта кассету фотокинопулемёта C–I3. Борис очень надеялся, что проявка плёнки покажет, что ему хотя бы удалось отомстить за друга. Но по результатам дешифровки специалисты дали заключение, что пилот, скорее всего, расстрелял стаю птиц…

Поисковые группы для обнаружения места падения МиГа Тюгюмджиева выслать было нельзя. Даже если бы Нефёдов сообщил начальству, где примерно их атаковали «Сейбры», никто бы не послал поисковиков так далеко за линию фронта. Борис сам трижды вылетал в район, где пропал Тюгюмджиев. Снижаясь до бреющего полёта, Нефёдов буквально метр за метром исследовал огромную территорию. Да вот только местность под крылом лежала такая, что здесь не то что самолёт, бронепоезд запросто мог исчезнуть без следа. Насколько хватало взгляда раскинулась болотистая местность с сотнями заросших густым кустарником холмистых островков. Правда, однажды Борис заметил торчащий из болота, словно крест над могилой пилота, хвост какого-то самолёта. Но на третьем заходе Нефёдов заметил валяющееся далеко в стороне крыло с надписью «USAF». Всё ясно – американец.

Оставалась небольшая надежда, что Батур всё-таки успел покинуть подбитую машину. Но и она с каждым днём становилась всё более призрачной. Между тем все в их эскадрилье знали, какое значение Тюгюмджиев, как восточный человек, придавал соблюдению посмертных обрядов. Не раз он шутливо говорил товарищам, что если его собьют и он выпрыгнет на парашюте, то особо беспокоиться не стоит. Он как-нибудь сам приползёт домой. А вот если дело кончится самым прескверным образом, тогда верные дружки, которых он не раз выручал из беды, должны позаботится о том, чтобы его бренные останки были достойным солдата образом преданы земле. И ещё по существующему у его народа обычаю Батур наказывал верным товарищам в случае чего передать родственникам немного земли и камней со своей могилы.

Ничего этого оставшиеся в живых лётчики сделать не смогли, и чувство вины отравляло их души. Эмоциональный от природы «Одесса» даже сорвался. Ведь он летал и дружил с Батуром с 1942 года. Два дня подряд Красавчик буквально не просыхал. Нефёдов не назначал его в полёты, и даже не наказывал, позволяя помянуть близкого друга.

После того, как пропал без вести Батур Тюгюмджиев, прошло десять дней. За это время Василий Сталин ни разу не позвонил, чтобы устроить Нефёдову очередной разнос. То тормошил каждый день и вдруг замолк! Борис чувствовал, что это затишье перед бурей. На фронте так обычно и бывает: перед тем как тысячи стволов обрушат на вражеские окопы огненный шквал, и на пролом неприятельской обороны рванут механизированные армии, вдруг наступает странная звенящая тишина. Опытный командир такую паузу понимает и обязательно попробует нанести встречный артеллирийский удар по предполагаемым районам скопления вражеских войск, чтобы упредить врага и сорвать его наступление.

Вот и Нефёдов пошёл ва-банк. Со своей группой он перелетел на один из передовых аэродромов, который в последнее время сделался излюбленным охотничьим угодьем «Сейбров». Они уверенно блокировали аэродром, не позволяя МиГам прикрывать передовые подразделение китайских добровольцев от атак с воздуха. Уже неоднократно так бывало, что попавшие под удар вражеских бомбардировщиков китайцы взывают о помощи, но ни один самолёт им на помощь подняться не может. А любой, кто ни смотря ни на что пытается выполнить приказ, расплачивается жизнью…

F-86 парами или звеньями на большой высоте патрулировали над Корейским заливом в районе устья реки Ялуцзян. Наш аэродром перед американцами, как на ладони. Если там появились клубы пыли, – значит, МиГи запустили двигатели и выруливают на старт. «Сейбры» немедленно переходили в крутое пике и к моменту отрыва МиГов от полосы успевали набрать сверхзвуковую скорость. Далее следовал удар по едва поднявшемуся в воздух МиГу – и сразу уход американца в залив на предельной скорости. Преследовать над морем противника нашим лётчикам категорически запрещалось.

Между тем у пилота, чей МиГ подвергался подлому расстрелу на предельно малой высоте, шансов выжить практически не было. Даже если снаряды и пули не разрывали сразу человека в клочья и его самолёт не разваливался после первой меткой очереди, это позволяло всего лишь выиграть несколько минут отсрочки исполнения смертного приговора. Следовал второй удар и третий… Шанса на спасение не получал никто. Борис видел, как погибали ребята. Некоторые пытались поднабрать на пылающей машине высоту и сгорали ещё в небе, других «Сейбры» добивали на втором заходе.

Не случайно данный аэродром пользовалось у ветеранов этой войны дурной славой. Назначение в базирующийся здесь полк сильно снижало шансы офицера вернуться домой живым. Казалось, что-то противопоставить людоедской тактике «Сейбров» невозможно. Только не ведавшие, куда их занесла судьба новички, могли иметь какие-то иллюзии в отношении своего ближайшего будущего.