– Ты имеешь в виду – что это меняет для нас?

– Да.

Леонид некоторое время обдумывал ответ, потом сказал:

– Ничего. Может, ты сочтешь меня тупым варваром, но разница между человеком, рожденным из чрева женщины, и человеком, частично рожденным из пробирки, от меня ускользает. Вон Касс меня напичкал искусственными клетками печени, и ничего, я же не стал от этого роботом. Хотя, ты знаешь, так даже лучше. Теперь, когда я знаю, почему ты так быстро соображаешь, то не буду комплексовать по поводу своего примитивного варварского ума.

Оба засмеялись, потом Леонид спросил:

– Я вот все думал – что такое Великий Замысел?

– Скажем так, – задумчиво произнесла Лаш, – это гипотеза о том, для чего Инженеры создали множество разумных рас.

– И для чего же?

– Своего рода поиск наиболее передовой формы высокоразвитой жизни, которая возможна в рамках определенных ограничений. Другими словами, они создали множество отдаленно сходных видов и оставили их в нашей галактике, чтобы посмотреть, что получится в результате эволюции и межвидового взаимодействия.

Леонид понимающе кивнул:

– И чтобы посмотреть, кто в итоге окажется сильнейшим? У этой теории есть один изъян. Будь это так, не нужно было бы селить всех по всей галактике. Можно было бы взять планетку вроде Земли, перекроить сушу – уверен, они могли это сделать – и поселить каждый вид на отдельном островке. Быстрей бы результаты получили.

Лаш покачала головой:

– Ты мыслишь в верном направлении, но делаешь неверные выводы. Ты исходишь из того, что Инженеры ошиблись, но согласись, что если ты додумался поселить всех компактней, то и они додумались бы тем более. Это не ошибка – это часть их плана. Гуманоидные расы расселены по галактике равномерно и как можно дальше друг от друга. Происходи все на одной планете – очень быстро остался бы только один вид, прогрессирующий быстрее всех. Выжил бы сильнейший, истребив остальных.

Понимаешь, именно из этих соображений произрастает наша идея о том, как должны поступать высшие расы. Инженеры расселили всех на разные планеты, к тому же далеко друг от друга, и любые межвидовые контакты стали возможны не сразу. Даже выйдя в космос, различные врасу не смогли встретиться. Для этого понадобился тоннельный гипердвигатель – и десятки дополнительных тысячелетий развития до его открытия. Инженеры сделали все возможное, чтобы их создания встретились только после достижения высокого культурного уровня. Чтобы встреча не переросла в бойню. Чтобы борьба за господство велась не гонкой вооружения, а гонкой развития. Знаешь, один землянин сказал про подводную лодку: «Если бы Господь хотел, чтобы мы плавали под водой, – он дал бы нам жабры». В этой шутке есть немалая доля истины. Если бы Инженеры хотели посмотреть, как мы деремся, – они создали бы нас с оружием. Но показательно, что ни одна из доживших до этого дня рас не имеет естественного оружия, помимо зубов и ногтей или их аналогов.

Леонид мрачно засмеялся:

– Судя по тому, что мы знаем о Войне, их план дал сбой.

– Возможно, – согласилась Лаш, – но, видимо, даже эта возможность была ими учтена. Выжили в итоге виды, развивавшиеся медленнее всех и не успевшие попасть в мясорубку. Так или иначе, мы исходим из подобных соображений. Отсюда наше желание доминировать над остальными – чтобы стать тем самым искомым высшим видом. Отсюда же наше мировоззрение. Под понятием «высший вид» мы понимаем те критерии, которыми, видимо, руководствовались Инженеры. Пытаемся соответствовать требованиям наших творцов. В истреблении остальных нет прогресса, прогресс в непрекращающейся эволюционной гонке.

Наемник кивнул:

– Понимаю. Хотя тогда некоторые ваши поступки кажутся нелогичными. Зачем помогать коорнам, если они, по вашему мнению, конкуренты?

Лаш улыбнулась:

– По двум причинам. Сам принцип высокоразвитой цивилизации подразумевает взаимопомощь. Возвысив кого-то, мы возвышаемся и сами. Мы не позволяем сильным ущемлять слабых, чтобы сильные не становились еще сильнее, а слабые не вымирали. Кроме того… чем больше будет рас, которые мы обгоним в развитии, тем выгоднее мы будем смотреться на их фоне, когда Инженеры вернутся.

– Я так и знал, что вы хитрые и корыстные.

Они снова засмеялись, потом Лаш сказала:

– Слушай, Леонид… Я просмотрела досье, собранное на тебя Кассом. В войнах с ярко выраженными агрессором и жертвой ты всегда воевал за защищающуюся сторону…

– Угу. Это привилегия наемника – выбирать, за кого воевать. Постой, как ты получила к нему доступ?!

– Взломала его бортовой компьютер. Сущий пустяк – четыре секунды, и готово. Если он недоволен – пусть, как ты сказал, подаст на меня в суд. Так вот, в одном случае ты воевал за агрессора. Это действительно так или я чего-то не поняла?

Наемник чуть подумал, затем сказал:

– Да. Однажды было дело.

– Больше платили?

– Одинаково. Но… ты знаешь, на Земле кое-где все еще используют на войне детей. Защищавшаяся сторона как раз использовала. И потому – я за них воевать не мог. Совесть не позволила.

Лаш озадаченно нахмурилась:

– Но тогда, выходит, ты был вынужден воевать против детей. Это еще хуже, разве нет?

– Так и было. Я сделал этот выбор сознательно и считаю, что поступил правильно. Понимаешь… Тут дело даже не в том, что, когда человек берет в руки оружие, его детство заканчивается. Я воевал тридцать пять лет, но я точно знаю, где, за что и почему. Я готов отвечать за каждый раз, когда нажимал на спуск. Я убил многих – и делал это осознанно. С четким знанием причин, следствий, с ясным пониманием того, почему именно та или иная смерть не будет отягощать мою совесть. Я воевал тридцать пять лет – мои руки по локоть в крови, но совесть чиста. Иногда мне снится смертельно раненный друг, которого я оставил в лесу по его же собственному выбору. Иногда мне снятся другие мои неблаговидные поступки. Да, я иногда поступал плохо – но на моей совести нет кровавых потеков. К чему это я клоню… Видишь ли, когда десятилетнему ребенку дают автомат и говорят – вон в того стреляй, – он стреляет, не понимая, зачем и почему. Он уже никогда не поймет, что убийство – это зло.

Должно быть, странно слышать такое от наемника – но убийство это все же зло. Только иногда – меньшее. Бывает, что не убить – зло еще большее. А бывает – что оно все равно будет сделано. Иногда я воевал на совершенно чужих войнах исключительно за деньги. Но – это значит, что какой-то пацан того народа, за который я воевал, не пошел на войну, а остался дома.

Возвращаясь к детям с оружием… Такой уже не станет человеком. Все, что из него может вырасти, – это убийца, не имеющий собственной воли и не отвечающий за свои поступки. Считай, что биоробот. У меня есть четкие правила и принципы. У него их нет и не может быть. Я могу ошибаться, но позволить такому жить нельзя. Я стрелял в детей с оружием в руках – но моя совесть спокойна. Вина на ублюдках, которые дали детям оружие и послали на войну. А я просто устранял результаты их злодеяний.