удара — я рухнул, как подкошенный, и лишился чувств. Должно быть, не выдержали нервы…

— Когда, вы говорите, это было? — внезапно спросил Ледбитер.

— Среда, шестое марта. Неделю назад.

— Месяц фармути по древнему коптскому календарю, — пробормотал тот, пытаясь выстроить из пальцев какую-то хитрую фигуру, похожую на чрезмерно усложнённую мудру, — Так я и думал. Канун одного старого праздника, про который мне доводилось слышать… В долине Нила он назывался Явм Алтаёри Альмайтатти — День Мёртвых Птиц… Впрочем… Виноват, продолжайте.

Мистер Гёрни продолжил, причём с каждой следующей фразой его голос казался всё более и более приглушённым.

— Когда я пришёл в себя, было уже раннее утро. Я вышел из дома на негнущихся ногах, трясясь, точно столетний старик. И нашёл его там. Ортимера. Он лежал в семи или восьми футах от двери, распростёртый на земле, неподалёку от него лежало разряженное ружьё. Он был… Господи, я до сих пор пытаюсь изгнать из памяти эту картину. Обе руки переломаны, голова смята страшным ударом и почти оторвана от тела. Зияющие раны на лице и груди… На него словно обрушился гнев разъярённого льва или полудюжины полинезийцев с их страшными боевыми палицами.

— Я вижу, у вас есть аппарат, — Лэйд кивнул в сторону новенького «Рикстелефона», стоящего в углу, — Вы её вызвали?

— Полицию? Ну разумеется.

— Я говорю не про полицию, — спокойно произнёс Лэйд, — И вы это знаете.

В воздухе словно разлили флакон отчаянно горькой полынной настойки. Братья Боссьер заворчали, Воган поморщилась, Ледбитер и Блондло сделали вид, что разглядывают закрытое окно, за которым клубились сумерки. Если кто и сохранил полную невозмутимость, так это Дадди. Высоко приподнимая выгоревшие на солнце брови, он обводил собравшихся недоумённым взглядом, пытаясь понять, отчего все они внезапно скисли. Святая душа, бедный наивный старый дикарь…

— Нет, — сухо и отрывисто произнёс мистер Гёрни, — Вы, конечно, имеете в виду Канцер. Нашу любимую и обожаемую Канцелярию. Благодарю покорно! Если мне чего и не хватало, так чтоб это крысиное воинство сновало вокруг моего дома, вынюхивая и пробуя на зуб всё, что попадётся им на глаза.

Лэйд покачал головой.

— Напрасно. Мало кто любит Канцелярию, но она знает своё дело. А ваше, кажется, из разряда весьма недобрых. Впрочем, плевать. Я не собираюсь читать вам нотации, мистер Гёрни. Значит, полиция была здесь?

Мистер Гёрни апатично кивнул.

— Конечно. И если эта страшная новость до сих пор не появилась в «Серебряном Рупоре», то только лишь потому, что я щедро за это заплатил — и полицейским и газетчикам. Если не ошибаюсь, это обошлось мне в восемь фунтов. Ещё столько же я заплатил коронёру, чтобы из его протокола исчезли некоторые детали, которые могли бы возбудить у коронерского суда[111] недобрый интерес к моей персоне и моему дому.

— Были основания? — деловито осведомился Блондло, поджимая губы.

— Да. Были. Губы и глазницы Ортимера были покрыты каким-то тёмным налётом, будто кто-то натёр их сажей. Уши не то оторваны, не то откушены. И руки… В левой руке бедняга Ортимер держал винтовочный патрон — третий по счёту, который так и не успел вставить в ствол. В правой… В правой он держал это.

* * *

Мистер Гёрни протянул руку и уронил на круглый стол какой-то небольшой округлый предмет. Несмотря на то, что его рука находилась в каких-нибудь двух-трёх дюймах от стола, этот предмет, соприкоснувшись с сухой и превосходно отполированной древесиной, издал на удивление глубокий звук. И зловещий.

Круг тяжёлого жёлтого металла, мгновенно определил Лэйд, как и все машинально придвинувшийся к столу, чтобы разглядеть детали. Идеально ровный, немного потёртый, весом что-то около ста гран[112], с выгравированным изображением джентльмена средних лет. Джентльмен отличался благородным прямым носом римского патриция, к которому прилагался пухлый подбородок чревоугодника, но впечатление в целом производил благоприятное. Без сомнения, знакомый силуэт. Это же…

— Соверен! — воскликнул Лэйд, забывшись на миг, — Чёрт меня раздери, если это не соверен короля Георга Третьего! Симпатичная штучка. И весьма редкая. Их не чеканят уже лет пятьдесят[113]. Откуда бы вашему слуге взять такой?

Мистер Гёрни пожал плечами.

— Ума не приложу. Я никогда не платил жалования Ортимеру архаичными монетами. Я всегда выписывал чек. И я очень сомневаюсь, что он держал эту монету при себе с тем, чтобы выхватить в час смертельной опасности. Нет, джентльмены, это не его монета. Вероятно, он или поднял её незадолго перед тем, как его атаковали, или…

— Или она была вложена убийцей ему в руку, — закончил за него Ледбитер, — Да, я тоже об этом подумал. Позвольте-ка…

Он первым протянул руку к монете, с такой осторожностью, будто она была смочена нитроглицерином или смертельным полинезийским ядом. Длинные пальцы Ледбитера аккуратно перевернули её и Лэйду показалось, что в этот миг по лицу оккультиста промелькнула короткая тень, словно он коснулся чего-то очень-очень холодного, от чего хотелось отдёрнуть руку.

— У этой монеты интересный реверс, — пробормотал Ледбитер, впившись в неё взглядом.

— Я заметил, — сухо отозвался мистер Гёрни, — Я изучал эту монету всю неделю, смею заметить, более пристально, чем инспектора из Скотланд-Ярда изучают улики из дела о фальшивомонетчиках. Смотрите сами, на реверсе у георгианского соверена положено быть Святому Георгию, пронзающему копьём змея. Однако, если вы присмотритесь, то обнаружите отличия…

Лэйду не требовались мощные линзы Блондло, способны видеть во всех мыслимых спектрах, чтобы понять, о чём он говорит.

Если судьбой определено тебе держать лавку в Хукахука, через твои руки в скором времени пройдёт столько монет, что ты будешь способен в полной темноте на ощупь определять их достоинство и год чеканки, замечая фальшивку ещё прежде, чем взглянуть на неё, по одному только звону, с которым она касается прилавка. Он помнил многие монеты наизусть — от имевших хождение, сыпавшихся в кассу Сэнди сплошным потоком, до редких, таких, что могли бы привести в восторг самого Фредерика Уильяма Мэддена[114], если бы тот ненароком завернул в Новый Бангор.

Иногда Левиафан, будто забавляясь, нарочно подбрасывал ему что-нибудь странное — пенни короля Давида, старые серебряные гроуты и прочие отчеканенные в металле осколки истории. Но эта…

Эта монета выглядела странной на особый манер.

— У коня всего три ноги, — медленно произнёс Лэйд, — А Святой Георгий будто сошёл со страниц книги мистера Майна Рида. У него же нет головы! В руках нет копья, а сами руки ужасно длинные и когтистые…

— И символы! — бесцеремонно вставил Блондло, тоже пристально изучавший монету, — Посмотрите на все эти выцарапанные символы! Некоторые мне знакомы, это алхимические обозначения амальгамы и висмута, сопряжённые с символом разложения, которому покровительствует созвездие Козерога. Кроме того, я вижу трискелион, три различных креста и… Кажется, что-то на сикхском. Похоже на абракадабру, но…

— Любопытная находка, — Воган поколебалась, будто раздумывала, не попробовать