– Да, странно… – Мария погладила волосы Саймона. – Знаешь, я рожу тебе много ребятишек, и среди них, наверное, будут двойняшки. Но если б я имела сестру, то не смогла бы делить тебя с ней. – Она встрепенулась и, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо. – Или ты думаешь иначе? Как тай, не как человек?

– Я думаю точно так же. Если б у меня был брат, мне не хотелось бы делить тебя с ним. Все-таки я человек, милая… Во всяком случае, в землях мира.

– В землях мира? Что это значит, Дик?

– На Тайяхате один большой континент, и в его западной части есть гигантская река. В верхнем течении ее называют Днепром, и там стоит Смоленск, мой город, перенесенный из России; Днепр сливается с Гангом у Развилки, у индийского города Бахрампур, а дальше течет Миссисипи – течет к Новому Орлеану и Средиземному проливу. Есть там и другие города, американские, польские, шведские, но все они – в Правобережье, которое тай даровали людям. Колонистам с Земли, понимаешь? Моим предкам. А Левобережье – это огромный край, больше земной Евразии, и там есть другие реки, дремучие джунгли и водопады, горы, встающие до небес, равнины и плоскогорья, открытые солнцу, с лугами и рощами. Там…

– И все это – земли мира?

– Нет. Земли мира – это места с благодатным климатом, обычно в горах, у водопадов, или у полноводных рек. Там, в женских поселках, живут тайят, и там властвуют женщины; там мужчины не смеют обнажать оружие и наносить раны. Нет, не так… – Саймон пошевелился, устраиваясь поудобнее. – Не смеют – не то слово. Понимаешь, это просто не приходит им в голову, так уж устроены тай. Те, кто хочет воевать, спускаются в лес, в земли сражений, объединяются в кланы и бьются друг с другом. Чтоб доказать свою силу и доблесть.

– И ты воевал? – тихо спросила Мария.

– Да. Мой отец – ксеноэтнолог, и восемь лет мы прожили с тайят. Все мое отрочество и юность. Потом я стал Тенью Ветра и спустился в лес вместе с Чочем, сыном Чочинги, моего Наставника. Чоч был великим воином, из тех, чей Шнур Доблести свисает до колен. Когда Чочинга переселился в Погребальные Пещеры, он занял отцовское место и обучает теперь молодых.

– А что было прежде, до леса? До того, как ты отправился воевать?

– Я был Диком Две Руки и жил в Чимаре, женском поселке на склонах Тисуйю-Амат, что означает Проводы Солнца. Но об этом я тебе рассказывал, милая.

– Расскажи еще раз, – прошептала Мария и крепче прижалась к Саймону.

* * *

КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК

Перед доном Грегорио лежали два листа бумаги. Один был измятым, грязным, в пятнах засохшей крови, с оборванными краями и парой фраз, торопливо написанных карандашом; к тому же в него завернули металлический предмет – крохотную пулю с расплющенным кончиком, не больше половины ногтя на мизинце. Второй, плотный желтоватый лист радовал взгляд убористым аккуратным текстом. Строчки были ровными, буквы – четкими и ясными, но в общем эта бумага казалась обезличенно-стандартной; такие документы составляли полицейские писари под диктовку своих бугров.

Сверху листа значилось:

"Донесение.

Кабальеро Карлу-Капитану Клыкову, ягуар-полковнику, пахану и бугру Первой бригады от Бучо-Прохора Переса, капитана-каймана, бугра Третьей бригады".

Сбоку от этого заголовка разбегались корявые буквы – пометка Карло Клыка:

«Дону Грегорио – для сведения. Остаюсь в почтительном ожидании приказов. Не подвесить ли шутника Прошку над ямой? Но как, мой дон? Вниз головой или вверх ногами?»

Грегорио с неодобрением поморщился. В Регламенте Наказаний перечислялись тридцать две позиции, в которых вешали преступников, и «вниз головой» – оно же «вверх ногами» – было не самой мучительной пыткой. Клык мог бы остановиться на чем-то более оригинальном. Кроме того, ему полагалось не забывать о предпочтениях хозяина, имевшего собственное мнение по данному вопросу: дону Грегорио нравилось, когда вешали за ребро на остром железном крюке.

Однако Бучо Перес отнюдь не заслужил подобной казни, поскольку не являлся шутником.

Глаза дона Грегорио бегали по строчкам. В начале говорилось, где и как был отловлен многострадальный Бучо, как его доставили в подвал – нагим, в мешке, в целости и сохранности-и как вынесли из подвала – в том же мешке, но без ушей. Все эти детали не привлекли внимания дона Грегорио, и он, пропустив пару абзацев, перешел к сути.

«Оный выродок, раздвоившись, явил привидение, возникшее будто б из стены и говорящее понятным русским языком – хотя речи его казались темными и не во всем доступными слабому моему разумению. Сказано же было такое: что назвавшийся „железным кулаком“ имеет доподлинное имя Ричард Саймон, что он лазутчик разных организаций и наций, то ли центральных, то ли каких еще – в точности я не запомнил, но полагаю, что он не блях, не срушник, не эмиратский, не чечен и, само собою, не чекист, поскольку мордой бел, а волос имеет светлый. Якобы он из тех людей, что в давнее время переселились на небеса, и прислан к нам как ликвидатор, при всех отстрельных полномочиях; правда, кого небесные приговорили, определенности нет, но кто-то тем бандеросам мешает, а потому к нам и прислали отстрельщика. Спрашивал он о донах, а еще грозился, что ежели доны с ним не пожелают встретиться, так он отыщет всех и сотворит над ними казнь по небесному обыкновению: сначала уши отрежет, потом – все пальцы, а после пальцев доберется до печенок. А чтобы связаться с ним, был назван Прыщ из заведения „Под виселицей“, что показалось мне удивительным: этот Прыщ хоть и мерзавец, но в связях с небесными не замечен и служит верно – за страх и песюки. Ежели устроить у него засаду и проследить…»

Дальше шли тривиальные соображения, но дон Грегорио все-таки их изучил, потирая залысины на лбу. Этот Бучо-Прохор определенно достоин награды! Мыслит правильно и, хоть расстался с ушами, разума не потерял. Конечно, половину врет, но если и так, судить необходимо по результатам. Если он выболтал Саймону-Кулаку нечто лишнее, то это касалось Хорхе – поскольку Хорхе ткнули рылом в грязь. Надо думать, при участии неба и небесных посланцев.

Дон Грегорио поднял сплющенную пульку и покатал ее на ладони. Его топтун, внедренный к крокодильерам, вырезал пулю из трупа и приписал, что хоть она мала и неказиста, но просверлила дырку в два кулака. Она попала не в сердце и не в голову, в ягодицу, и ни один из лекарей в ФРБ не счел бы такое ранение смертельным, однако пораженный ею все равно скончался – умер от потери крови.

Оснований не доверять топтуну у дона Грегорио не было. Топтун был человеком верным – таким же верным, как Прыщ, упомянутый в донесении Бучо. Топтун тоже служил за страх и песюки.

«Надо собирать совет, – решил дон Грегорио, задумчиво рассматривая пульку. – Вызвать Эйсебио из Разлома, Хорхё из Озер – ну и, само собой, Хайме с Анакондой. А Клык пусть доставит небесного выродка. Любопытно взглянуть на него, на этого Ричарда Саймона. Откуда он взялся? Может, и вправду – с небес?»

Внезапно Грегорио ощутил, как у него холодеет в желудке.