В начале засушливого сезона деревню покидают, и каждая община разделяется на несколько кочевых групп. В течение семи месяцев они скитаются по саванне в поисках дичи, а чаще мелкой живности: личинок, пауков, кузнечиков, грызунов, змей, ящериц; а также плодов, семян, корешков или дикого меда – одним словом, всего, что не даст умереть от голода. Они разбивают лагерь на один или несколько дней, иногда недель. Наскоро собирают семейные шалаши из пальм или веток, воткнутых полукругом в песке и соединенных на вершине. По мере того как продвигается день, пальмы вынимаются с одной стороны и втыкаются с другой, чтобы защитный экран находился всегда со стороны солнца или, в случае необходимости, ветра или дождя. Их единственной заботой становится поиск еды. Женщины вооружены палкой-копалкой, с помощью которой они добывают корни и убивают маленьких животных. Мужчины охотятся с большими луками из пальмового дерева и стрелами, которых существует много типов: для птиц – со сточенными наконечниками, чтобы не застревали в ветках; для рыбной ловли – более длинные, без оперения и с тремя или пятью расходящимися остриями; отравленные стрелы, чье острие, пропитанное кураре, защищено футляром из бамбука, они припасены для средней дичи, тогда как стрелы для крупной дичи – ягуара или тапира – имеют копьевидное острие, сделанное из большого бамбукового осколка, чтобы вызывать кровотечение, ускоряющее действие яда.

После великолепных «дворцов» бороро, нищета, в которой живут намбиквара, кажется невероятной. И мужчины и женщины ходят голыми и отличаются от соседних племен как физическим типом, так и бедностью культуры. Рост намбиквара – всего около 1,6 м у мужчин и 1,5 у женщин, и хотя последние не отличаются по росту от большинства других южноамериканских индеанок и так же не имеют ясно выраженной талии, но выглядят более хрупкими, их конечности меньше, запястья и лодыжки более тонкие. Их кожа более смуглая; многие из них страдают кожными болезнями, покрывающими тела фиолетовыми пятнами, но у здоровых индивидов песок, в котором они любят кататься, припудривает кожу и придает ей бежевую бархатистость, которая, особенно у молодых женщин, является необычайно привлекательной. Голова удлиненная, черты лица часто тонкие и четко очерченные, живой взгляд, волосяной покров развит сильнее, чем у большинства племен монголоидной расы, волосы редко бывают чисто черными и слегка волнистые. Этот физический тип поразил первых увидевших их европейцев до такой степени, что вызвал предположение о скрещивании с неграми, сбежавшими с плантаций и нашедшими место в колонии мятежных рабов quilombos. Но если предположить, что намбиквара получили черную кровь в недавнюю эпоху, то невозможно будет объяснить тот факт, что, как мы убедились, кровь у всех них одной нулевой группы, что означает если не чисто индейское происхождение, то в любом случае длительную демографическую изоляцию на протяжении веков. Сегодня физический тип намбиквара кажется нам менее загадочным; он напоминает тип древней расы, останки представителей которой были найдены в Бразилии в пещерах Лагоа-Санта, на одной из стоянок в штате Минас-Жерайс. Я же с изумлением обнаруживал лица почти кавказского типа, которые можно видеть на некоторых статуях и барельефах региона Веракрус, относящихся к самым древним цивилизациям Мексики.

Это сходство казалось крайне непонятным из-за убогости материальной культуры намбиквара, которую казалось невозможным связать с более высокими культурами Центральной или Северной Америки. Скорее намбиквара можно было рассматривать как оживший каменный век. Одеяние женщин сводилось к тонкому ряду бусин из раковин, перевязанному вокруг талии, и несколько других в качестве ожерелий или плечевой перевязи.

Они носили серьги из перламутра или из перьев, браслеты, вырезанные из панциря гигантского броненосца, и иногда узкие повязки из хлопка (вытканного мужчинами) или из соломы, туго затянутые вокруг бицепсов или лодыжек. Мужская одежда была еще более лаконичной – ничего, кроме помпона из соломы, повешенного иногда на пояс над половыми органами.

Помимо лука и стрел, вооружение включало что-то вроде сплюснутой рогатины, чье назначение кажется скорее магическим, нежели боевым: я ее видел использованной только для манипуляций, предназначенных, чтобы обратить в бегство ураган или умертвить, бросая ее в надлежащем направлении, злых духов чащи atasu. Туземцы называют тем же именем звезды и быков, которых боятся (но убивают и охотно едят мулов, с тех самых пор как узнали их). Мои ручные часы, по их мнению, тоже были atasu.

Все имущество намбиквара легко умещается в заплечной корзине, которую во время кочевого периода несут женщины. Корзины сделаны из неплотно переплетенных шести стеблей бамбука (две перпендикулярные пары и одна косая между ними), образующих сеть из широких звездообразных звеньев; слегка расширяющиеся к верхнему отверстию, они заканчиваются кромкой толщиной в палец. В высоту эти корзины могут достигать 1,5 м, то есть роста их владелицы. На дно кладут немного отжатой маниоки, покрытой листьями, а поверх движимое имущество и набор инструментов: калебасы; ножи, сделанные из осколка бамбука, несколько грубо отесанных камней или полученных в обмен кусков железа, закрепленных с помощью воска или шнурков между двумя деревянными планками формирующими рукоятку; сверла, состоящие из каменного или железного бурава, снабженного на краю стержнем, который заставляют крутиться между ладонями. Туземцы владеют секачами и топорами из металла, полученными от комиссии Рондона, поэтому их каменные топоры служат только как наковальни при обработке фигур из раковины или кости; они также всегда используют абразивные и полировальные инструменты из камня. Керамика незнакома восточным группам (с которых я начал мое исследование); во всех остальных она есть, но остается довольно грубой. У намбиквара нет пирог, они пересекают реки вплавь, пользуясь иногда вязанками хвороста как спасательным кругом.

Эти простые предметы домашней утвари едва ли заслуживают звания промышленных товаров. В заплечной корзине намбиквара хранятся детали, из которых изготавливаются по мере надобности предметы обихода: различные куски дерева, в частности, для разведения огня трением, комки воска или смолы, мотки растительных волокон, кости, клыки и когти животных, клочки меха, перья, иглы дикобраза, скорлупа орехов и речные раковины, камни, хлопок и зерна. Все это выглядит так хаотично, что исследователь чувствует себя обескураженным выставленным содержимым, которое кажется результатом не человеческого промысла, а гигантского племени муравьев. Намбиквара и вправду напоминают колонну муравьев, когда вереницей идут сквозь высокие травы, и каждая женщина тащит свою корзину, как несущий яйцо муравей.

Для индейцев тропической Америки, которым мы обязаны изобретением гамака, нищета связана с незнанием этого предмета, как и любого другого, служащего для отдыха или сна. Намбиквара спят на земле голыми. Так как ночи засушливого сезона холодны, они согреваются, прижимаясь друг к другу или придвигаясь ближе к кострам лагеря, которые постепенно угасают, так что туземцы просыпаются на рассвете извалявшимися в еще теплой золе очага. По этой причине паресси дали им насмешливое прозвище uaikoakoré, «те, кто спит на земле».

Как я уже сказал, группа, с которой мы соседствовали в Утиарити, потом в Журуэне, состояла из шести семей: семья вождя, которая включала трех его жен и дочь-подростка, и пять других, каждая из которых состояла из супружеской четы и одного или двух детей. Все были родственниками между собой. Намбиквара женятся преимущественно на племяннице, дочери сестры, или на двоюродной сестре из рода, называемого этнологами перекрестным – на дочери сестры отца или брата матери. Кузены, отвечая этому предназначению, называются, с рождения, словом, которое означает супруга или супругу, тогда как другие кузены (дети соответственно двух братьев или двух сестер, называются по этой причине parallèles) считаются братом и сестрой и не могут пожениться. Отношения между туземцами кажутся очень сердечными. Но даже в такой маленькой группе – двадцать три человека, включая детей – случаются трудности. Молодой вдовец только что женился второй раз на строптивой девушке, которая отказывалась интересоваться детьми от первого брака – двумя девочками, одной около шести лет, другой два или три. Несмотря на старания старшей, которая исполняла роль матери для своей маленькой сестры, та была очень запущенной. Ее передавали из семьи в семью не без раздражения. Взрослые хотели, чтобы я ее удочерил, но дети склонялись к другому решению, которое казалось им чрезвычайно забавным: они приводили ко мне девочку, которая только начинала ходить, и недвусмысленными жестами предлагали взять ее в жены.