Другая семья состояла из уже пожилых супругов, к которым присоединилась их беременная дочь, после того как муж (в тот момент отсутствующий) оставил ее. Наконец, молодая чета, где жена кормила грудью, находилась под давлением обычных в таких обстоятельствах запретов. Грязные, потому что купаться было им запрещено, и исхудавшие по причине странного запрета на большую часть продуктов питания, родители еще не отнятого от груди малыша не могут участвовать в коллективной жизни. Мужчина иногда ходил охотиться или собирать дикие плоды, а женщина получала еду от мужа или его родственников.

Хотя намбиквара были довольно покладистыми и их не смущало присутствие этнографа с записной книжкой и фотоаппаратом, но работа тем не менее была осложнена лингвистическими трудностями. Прежде всего, у них было запрещено употребление имен собственных. Чтобы идентифицировать человека, нужно было последовать примеру служащих телеграфной линии, то есть договориться с туземцами насчет прозвищ, которыми можно будет их называть. Это могли быть португальские имена, как Хулио, Хосе-Мария, Луиза; или насмешливые прозвища: Lebre (заяц), Assucar (сахар). Я даже знал одного из них, которого Рондон окрестил Кавеньяком из-за бородки, редко встречающейся у безбородых индейцев.

Однажды, когда я играл с детьми, одну девочку ударила подруга. Обиженная спряталась за мной и принялась по секрету что-то шептать мне на ухо, но я не мог разобрать слов и несколько раз просил ее повторить. Когда ее соперница заметила это, то пришла в ярость и тоже подбежала ко мне, чтобы сообщить какую-то тайну. После некоторых уточнений и вопросов я наконец разобрался, в чем дело. Первая девочка пришла из мести сообщить мне имя своей противницы, и когда та заметила это, то в отместку выдала мне имя первой. С этого момента было очень легко, хотя и немного неловко, настроить детей друг против друга и выяснить все их имена. Постепенно маленькие сообщники выдали мне без особых затруднений имена взрослых. Но когда взрослые узнали о наших секретах, дети были наказаны и мой источник информации иссяк.

Во-вторых, язык намбиквара объединяет несколько диалектов, все не изученные. Они различаются окончаниями существительных и некоторыми глагольными формами. На линии пользуются чем-то вроде пиджин инглиш, который мог быть полезен только в начале. Благодаря доброй воле и живости ума туземцев я изучал элементарные основы языка намбиквара. Ксчастью, язык включает волшебные слова – «kititu» в восточном диалекте, «dige», «dage» или «tchore» в остальных, – которые достаточно добавить к существительным, чтобы превратить их в глаголы, дополненные в случае необходимости отрицательной частицей. Используя эту хитрость, можно сказать все, хотя такой «базовый» вариант языка намбиквара и не позволяет выражать наиболее тонкие мысли. Туземцы это хорошо знают, так как они применяют этот прием, когда пытаются говорить по-португальски; так «ухо» и «глаз» обозначают соответственно «слышать» (или «понимать») и «видеть», а отрицательные понятия они переводят, добавляя слово «acabô», «я заканчиваю».

Звучание речи намбиквара немного глухое, как будто язык был придыхательным или шепчущим. Женщины намеренно искажали некоторые слова (kititu звучало в их устах как kediutsu), выговаривая едва слышно, это было похоже на детский лепет. Их выговор свидетельствует о манерности и жеманности, в которых они прекрасно отдают себе отчет: когда я не понимаю их и прошу повторить, они лишь лукаво утрируют свое произношение. Упавший духом, я сдаюсь, а они, добившись своего, разражаются смехом и отпускают шутливые замечания.

Я должен был скоро догадаться, что кроме глагольного суффикса намбиквара используют десяток других, с помощью которых одушевленные и неодушевленные предметы разделяются на несколько категорий. Например: волосы на теле и перья; остроконечные объекты и отверстия; твердые и мягкие продолговатые тела; плоды, зерна, и другие округлые объекты; подвешенные вещи и те, что колеблются; тела надутые и наполненные жидкостью; кора, кожа и другие покровы. Это наблюдение наводит на мысль о сравнении с чибча, языковой семьей Центральной Америки и северо-запада Южной Америки. Чибча был языком великой цивилизации современной Колумбии, промежуточной между цивилизациями Мексики и Перу, а язык намбиквара, возможно, является его южным отпрыском[18]. Это еще одна причина, чтобы не доверять поверхностному впечатлению. Несмотря на бедность, вряд ли стоит считать примитивными и первобытными туземцев, которые напоминают по физическому типу самых древних мексиканцев, а структура их языка сходна с тем, на котором говорили в государстве Чибча. Изучение их прошлого, о котором мы еще ничего не знаем, и суровой среды их обитания, может быть, объяснят однажды эту участь блудных сынов, которым история отказала в жирном тельце.

Намбиквара просыпаются, когда начинает светать, разводят огонь, кое-как отогреваются после ночного холода и доедают остатки вчерашней пищи. Затем мужчины отправляются, группой или по одному, на охоту. Женщины остаются в лагере заниматься приготовлением еды. С восходом солнца женщины и дети идут к реке и весело купаются. Выходя из воды, они садятся на корточки у разведенного костра и, чтобы развеселить друг друга, нарочито шутливо дрожат. В течение дня будет еще несколько купаний. Повседневные занятия достаточно однообразны. Большую часть времени и хлопот отнимает приготовление пищи: нужно измельчить и отжать маниоку, высушить мякоть и обжарить ее; или же очистить и сварить орехи cumaru, которые индейцы добавляют в большинство блюд для придания им аромата горького миндаля. Когда продукты заканчиваются, женщины и дети отправляются собирать съедобные растения и ловить мелких зверьков. Если же необходимости в этом нет, женщины прядут, сидя на земле или на коленях, опустив ягодицы на пятки. Или же обтесывают, полируют и нанизывают бусинки из ореховой скорлупы или раковин, делая серьги или другие украшения. А когда работа наскучивает им, ищут друг у друга вшей, слоняются без дела или спят.

В самые жаркие дневные часы в лагере царит безмолвие. Сонные обитатели молча отдыхают в редкой тени шалашей. Остальное время проходит в беседах. Почти всегда веселые и смешливые, туземцы отпускают непристойные шутки, встречаемые взрывами смеха. Стоит паре собак или птиц начать совокупляться, как все тут же оставляют дела и зачарованно наблюдают за происходящим. И, обменявшись комментариями по поводу столь важного события, снова приступают к работе.

Основную часть дня дети бездельничают. Девочки временами предаются тем же занятиям, что и их старшие сестры, мальчики же или вообще ничего не делают, или рыбачат на берегу реки. Мужчины, оставшиеся в лагере, посвящают себя изготовлению плетеных изделий, стрел и музыкальных инструментов и иногда выполняют мелкие работы по хозяйству. Повсюду царят мир и согласие. Когда к трем или четырем часам мужчины возвращаются с охоты, лагерь оживляется, возобновляются разговоры, индейцы разбиваются на семейные группы. Едят лепешки из маниоки и все, что было добыто за день. Ежедневно из общего числа выбираются несколько женщин, которые с приближением темноты отправляются в соседнюю чащу собирать или ломать ночной запас хвороста для костра. Они возвращаются, спотыкаясь под тяжестью ноши, натягивающей повязку переноски. Чтобы разгрузиться, они приседают и немного наклоняются назад, опуская на землю бамбуковую корзину, чтобы ослабить переднюю часть повязки.