Ознакомившись с посланием Пилсудского, немецкий генерал-губернатор 8 декабря пригласил его приехать в Варшаву, но при этом не предложил никаких официальных функций в формирующихся институтах власти Польского королевства.

12 декабря 1916 года многочисленные сторонники горячо приветствовали прибывшего в Варшаву своего кумира. Когда он, выйдя из здания Венского вокзала, садился в экипаж, молодежь выпрягла лошадей и отвезла его в гостиницу на себе. В Варшаве он нанес визиты важным польским официальным и политическим деятелям, был принят Безелером. Однако длившаяся около двух часов беседа не дала конкретных результатов. Собеседники расходились в главном вопросе – Пилсудский хотел, чтобы дело создания польской армии было поручено Госсовету, то есть ему лично, а Безелер считал, что это дело не поляков, а оккупационных властей. Немецкий генерал был убежден, что должность командующего требует многолетней практики и технической подготовки, а Пилсудский, хотя и является пламенным патриотом, в военном и организационном отношениях совершенно для такой работы непригоден. Единственным конструктивным моментом встречи стало предложение Пилсудскому подготовить меморандум по вопросу о создании Польского вермахта.

Варшавские политики в это время были заняты подбором 25 кандидатов в члены Временного государственного совета (ВГС), решение об образовании и численном составе которого было оглашено генерал-губернаторами оккупационных зон 6 декабря. Задачей ВГС было участие под контролем оккупационных властей в создании государственных и административных органов и учреждений Польского королевства, а также в организации армии, подчиняющейся Центральным державам. Процесс согласования списка кандидатов в члены ВГС оказался чрезвычайно сложным и длительным. Каждый из политических лагерей – центр, правые и левые, – пытался усилить свои позиции за счет оппонентов.

Пилсудский, считавший, что в интересах дела следует отказаться от партийных пристрастий и руководствоваться одними лишь интересами общества Царства Польского, активно искал соглашения с правыми. Славек следующим образом комментировал принципиальную позицию Пилсудского: «Государственный совет, не обладающий административной властью, следовательно, лишенный возможности силой заставлять исполнять свои решения, должен опираться на моральную силу, которая только тогда достаточна, когда представляет все группы. Только тогда Государственный совет имеет моральную силу, когда он представляет всю нацию и не растрачивает сил на внутреннюю борьбу с теми, кто этот Государственный совет не признает...»[143] Такая «надпартийная» линия поведения бригадира вызывала недовольство левых и подозрительность правых. Из политиков его последовательно поддерживали только Славек, Сокольницкий, Иодко-Наркевич, Сливиньский, то есть старые соратники, глубоко убежденные в том, что Пилсудский всегда прав.

Лишь в начале января 1917 года удалось согласовать состав Временного государственного совета. 14 января состоялось его торжественное открытие, а на следующий день – инаугурационное заседание и распределение обязанностей. Пилсудский стал референтом военной комиссии Временного государственного совета, состоявшей практически полностью из политиков. Создание военного департамента представлялось немцам излишним, поскольку Польский вермахт не подчинялся ВГС.

Временный госсовет, вопреки истинному положению дел, представлялся пилсудчиковской пропагандой как первое после 1863 года национальное правительство, которое должно создать все институты государства, прежде всего армию. Пилсудский считал, что для этого следует убедить немцев и австрийцев передать Польский вермахт под контроль ВГС. Обосновывая свое видение проблемы, он писал летом 1917 года в меморандуме на имя Безелера, что нельзя создать польскую армию, если ее командование ответственно не перед польскими политическими центрами – Временным государственным советом или Польским национальным комитетом, – а перед иноземными инстанциями. В этом случае армия не будет иметь связи со своим народом, в ее рядах начнут шириться политиканство и доносительство, снизится моральный уровень контингента. Армию, формирующуюся на добровольческих началах, только на время войны, не могут воспитывать чужестранные кадровые офицеры, не понимающие специфики своих подчиненных.

У проблемы есть только одно решение: подчинить армию польскому политическому органу, признанному оккупационными правительствами. Этим правительствам необходимо предоставить право контроля за военным хозяйством и распоряжения уже готовым к участию в боевых действиях частями на Восточном фронте, а также, по согласованию с польским политическим органом, назначение главнокомандующего. Вербовку в армию должны вести только гражданские лица, получившие полномочия от польского политического представительства. Офицерские кадры армии надо взять из польского легиона, а во главе соединения, скорее всего корпуса, поставить офицера-поляка. Конечно же на этом месте Пилсудский видел только себя. Интересна в связи с этим его характеристика, данная Безелером в декабре 1916 года: «Этот не лишенный способностей человек, лично, видимо, деловой, но строптивый и наверняка очень далекий от настоящих военных знаний, дилетант и демагог, оказывает просто гипнотическое воздействие на близкие ему круги и выросшие из них организации и как создатель легионов уважаем и почитаем ими как национальный святой... Пилсудский верит или внушает себе, что является руководителем и спасителем нации, и особенно единственно возможным руководителем армии. Поэтому он считает ошибочным все, что делают другие лидеры, и запрещает своим сторонникам откликаться на их призыв...»[144]

Надо сказать, что Пилсудский был настойчив в своих усилиях по реализации этой программы. Он постоянно будоражил своих коллег по Временному государственному совету докладами о плачевном состоянии дел с формированием Польского вермахта, требовал скорейшего создания правительства Польского королевства и решения вопроса о монархе. Одновременно он чинил всяческие препятствия Сикорскому, распространявшему деятельность Военного департамента ГНК на Польское королевство. Пилсудский был против активной вербовки в Польский вермахт, пока не будут услышаны его требования, и ориентировал на это своих бывших подчиненных из легиона. Не считал он нужным и поддерживать атмосферу братства по оружию с немецкими и австрийскими союзниками.

В качестве аргумента в своей борьбе за польскую армию Пилсудский умело использовал Польскую военную организацию и легион, созданные в разное время при его самом активном участии. Особенно важной в это время была ПВО, выгодно отличавшаяся численностью от Польского вермахта, основу которого составили отдельные части легиона, переброшенные в начале декабря 1916 года в Варшаву. Так, до конца января 1917 года в Польский вермахт записалось две тысячи добровольцев, в то время как Польская военная организация имела в тот момент в своих рядах уже 11 тысяч членов, а в марте 1917 года – около 15 тысяч.

Для того чтобы ПВО могла беспрепятственно действовать, она 11 января формально подчинилась Временному государственному совету. Формы привлечения в ее ряды добровольцев были различными, но, по сути, большинство из них сводилось к демонстрации обществу своего присутствия. В населенных пунктах на всей территории Польского королевства устраивались торжественные шествия людей в полувоенной форме, учения в поле, иногда с приглашением немецких офицеров в качестве наблюдателей. Члены ПВО были непременными участниками различных массовых общественных и религиозных мероприятий и торжеств. Были организованы офицерские курсы, выпускникам которых присваивались воинские звания. Все это привлекало к ним внимание поляков, особенно старшеклассников и студентов. Распространению влияния ПВО способствовали также создание военно-спортивного общества «Пехур» («Пехотинец»), агитационно-пропагандистская работа различных общественных организаций, печатные издания.