Окунувшись вновь в привычную для него стихию военнополитической деятельности, Пилсудский и на этот раз, как это было уже в стрелковых союзах и 1-й бригаде легиона широко использовал проверенные методы управления. Так, своим заместителем в бюро Военной комиссии Временного госсовета он сделал бесконечно преданного ему Казимежа Соснковского, вслед за ним оставившего службу в 1-й бригаде, а большинство сотрудников аппарата состояли прежде в Главной комендатуре Польской военной организации. Такая кадровая политика обеспечила Пилсудскому решающее влияние на работу одного из важных органов Госсовета.

Связывая большие планы с успешным развитием ПВО, Пилсудский счел нужным укрепить ее в организационном отношении. Он решил сформировать в ПВО своего рода общественно-политическую структуру, аналогичную Союзу активной борьбы в стрелковом движении перед войной. На рубеже 1916 и 1917 годов Славеком по поручению Пилсудского был создан Военный союз (ВС). В него вошли наиболее надежные и проверенные члены ПВО, а также отдельные политики из близкого окружения Пилсудского. Официальной задачей членов Военного союза было наблюдение за организационным развитием и деятельностью ПВО на местах, но, главным образом, они должны были стать его опорой в качестве сплоченной и абсолютно преданной ему группы людей – послушных исполнителей его приказов, а не советчиков или экспертов. Это со всей очевидностью проявилось уже в первые месяцы существования Военного союза[145].

Переезд Пилсудского в Варшаву в связи с вхождением в состав Временного государственного совета конечно же сказался на его личной жизни. Несколько раньше его, в ноябре 1916 года, в столицу приехала Александра Щербиньская, которую он ласково называл уменьшительным именем Оля. С первого дня войны она активно участвовала во всех проектах Пилсудского, была одной из руководительниц женской связи, выполняла и другие поручения. В ноябре 1915 года она была арестована немцами в Варшаве за ведение пропаганды против вступления в легион и почти год провела в лагере. Все это время между влюбленными велась регулярная переписка, Пилсудский всячески поддерживал ее и морально, и материально. После возвращения в Варшаву Александра включилась в деятельность Польской военной организации. Ее встречи с Пилсудским стали более регулярными, но они по-прежнему формально не были семьей – о разводе с законной женой не было и речи.

Что касается отношений Пилсудского с официальной супругой Марией Юшкевич, то здесь все оставалось по-старому. Во время приездов в Краков он почти всегда останавливался на снятой ими еще до войны квартире на улице Шляк. Они вместе отправлялись в частные поездки. Мария приезжала к нему в январе 1915 года, когда 1-я бригада была отведена с фронта на отдых в горы, в район Нового Сонча, сопровождала его во время торжеств в связи с манифестом 5 ноября 1916 года о создании Польского королевства, представляла на различных общественных мероприятиях в Кракове. У них было много общих друзей из времен совместной деятельности в ППС, которые любили и уважали «Прекрасную даму».

В декабре 1916 года Мария не поехала за мужем в Варшаву – то ли не захотела, то ли он ее не позвал. Пилсудский и после этого приезжал к ней в Краков, правда, еще реже, чем прежде. Но они так же выходили на люди вместе. К ней обращались по делам, связанным с супругом. Так, 28 февраля 1917 года краковский кружок женщин ГНК благодарил ее за то, что она позволила кружку сделать копию портрета Пилсудского кисти Я. Мальчевского[146]. То есть внешне, для непосвященных, они оставались любящей супружеской парой. Мария знала, что у мужа есть другая женщина, но развода ему так и не дала. Конечно, это мучило Пилсудского, не желавшего решительным разрывом причинить Марии еще большую боль.

В марте 1917 года в России произошло событие, сразу же занявшее центральное место в мировых средствах массовой информации. Династия Романовых, десятью годами ранее успешно справившаяся с вышедшим из повиновения обществом, а затем пышно отметившая свое 300-летие, практически без сопротивления уступила бразды правления умеренным политическим оппонентам. Социальных радикалов разных мастей пока что удалось оставить на обочине власти, хотя они и сумели обеспечить себе беспроигрышную в условиях России позицию решительных критиков правительства и авторов популистских непродуманных решений. Одним из них можно считать воззвание Петроградского совета от 27 марта, признававшее право польского народа на полную государственную самостоятельность без каких-либо предварительных условий. Такое решение столь непростого дела, как выход какой-то территории из состава государства, не могло не привести к недоразумениям, спорам и конфликтам в момент его практической реализации. В числе наиболее сложных был вопрос о границах новой Польши, весьма немаловажный, если вспомнить, что Речь Посполитая вплоть до своего упадка являлась многонациональным государством, простиравшимся на восток до Днепра. Теперь же, пережив в XIX веке национальное возрождение, литовские, украинские, а с началом Первой мировой войны и белорусские политические группировки боролись за собственные государства, вовсе не собираясь связывать свою судьбу с поляками.

Воззвание Петросовета не имело обязательной силы, но оно вызвало определенный резонанс, заставивший Временное правительство определиться по вопросу, целый век не дававшему покоя властям и обществу России. Его обращение от 29 марта «Народу польскому» конкретизировало планы официального Петрограда относительно судьбы Царства Польского. Признавая безоговорочное право поляков бывшей русской провинции на государственность, его авторы вместе с тем определяли главные условия, на которых оно могло быть реализовано: применение этнического принципа как основополагающего при определении границ будущей Польши и ее связь «свободным военным союзом» с Россией, чтобы не допустить перехода на враждебные России позиции[147]. Все практические вопросы выхода Царства Польского из состава России оставлялись на усмотрение Учредительного собрания, что вполне соответствовало демократическому принципу разделения властей. И конечно же само собой разумеющимся был будущий республиканский характер нового польского государства.

Февральская революция в России изменила международноправовое звучание польского вопроса. Что касается Царства Польского, то его будущее можно было считать в принципе решенным. В случае победы Антанты здесь создавалось свободное в решении всех внутренних вопросов государство, то же произошло бы, и окажись военное счастье на стороне Центральных держав. А будущее австрийской и прусской частей Польши вновь приобретало характер открытого вопроса, поскольку Россия отказывалась от претензий на них, последний раз подтвержденных союзниками в феврале 1917 года.