Был воспитанным мальчиком, приученным говорить «спасибо» за любой подарок. И конечно, говорил. И даже ни разу не расплакался в присутствии простодушных дарительниц. Только после их ухода, запершись в своей комнате, до которой ни одна плюшевая собака так и не добралась. Мама все прекрасно понимала и тактично прятала игрушки в кладовку, где за несколько лет скопилась целая псарня; потом родилась сестра, и вся эта плюшевая роскошь в итоге досталась ей. И слава богу, собаки должны быть пристроены в хорошие руки, даже плюшевые.

Собственно, примерно из этих соображений и купил Кекса. Сам, по доброй воле, как говорится, в здравом уме и твердой памяти. И даже не подшофе.

В тот день засиделся в офисе почти до полуночи. Как всегда, работая с документами, налегал на сладкое. Но конфеты в коробке, несколько дней назад подаренной кем-то из клиентов, закончились примерно к семи, а больше ничего не нашлось. Сев в машину, уронил голову на руль, печально подумал, что дома тоже шаром покати, а ехать с утра в суд, не позавтракав, — один из самых непрофессиональных поступков, какой только можно вообразить. Но даже не это главное. Главное сейчас — кекс. Свежий кекс с изюмом. Отрезать ломтик, намазать маслом и откусить и познать блаженство. Очень много блаженства можно познать, кусок за куском, пока кекс не закончится. И еще под это дело отлично пойдет кружка горячего чаю с лимоном. Так, вероятно, питаются праведники в раю — каждый день перед сном, не страшась грядущих жировых отложений на бессмертных боках своих душ. Но и грешному живому человеку иногда можно. После тяжелого дня и трех с лишним кило безупречно подготовленных документов.

Поехал в большую круглосуточную «Максиму», больше в это время уже ничего не работает. Припарковался у входа, кренясь от усталости, как старый моряк, направился прямо к хлебному отделу — за кексом. И там, среди бриошей, рогаликов и ватрушек, увидел собаку.

Здоровенный плюшевый пес, толстый и вислоухий. Рыжий, с белым животом, круглыми удивленными глазами и черным блестящим пластмассовым носом. Кто-то, вероятно, выбрал его в отделе игрушек, но по дороге передумал покупать, а относить обратно поленился, бросил, где пришлось. Ну, или нарочно притащили сюда игрушку, для смеху. Хотя на фоне булок и пирогов плюшевая собака выглядела не комично, а жалко и потеряно. Совершенно неуместно и настолько одиноко, что сразу снял ее с полки. Объяснил себе: чтобы отнести на место. Но почему-то пошел прямиком в кассу. Черт его знает, как оно получилось.

Опомнился уже в машине. Озадаченно поглядел на торчащую из пакета собачью морду. Проворчал: «Ну и кекс я себе купил. Всем кексам Кекс». Рассмеялся. Неуверенно подумал, что собаку можно будет подарить племяннику, и более-менее примирился с собственной выходкой.

Утром перед уходом отключил отопление, уповая на теплый осенний день, и к ночи дома стало так холодно, что зубы лязгали даже после кружки горячего чаю. Хочешь не хочешь, а жди теперь, пока квартира прогреется. Поэтому идея взять игрушку в постель для дополнительного обогрева показалась вполне разумной. Сказал себе: «Господи, да чего только люди не тащат в кровать, чтобы согреться. Плюшевая собачка — еще далеко не самое худшее». Заснул, прижимая к груди мохнатого Кекса. С ним действительно было гораздо теплее.

Даже в детстве не спал с мягкими игрушками. И, как выяснилось, зря. Терапевтическое воздействие большой плюшевой собаки на отдельно взятый человеческий организм оказалось столь благотворно, что к утру перестала привычно ныть сломанная в детстве и не очень удачно сросшаяся ключица, недовольная офисными кондиционерами шея вдруг завертелась как новенькая, а голова после шести часов сна стала ясной и свежей, как после недельного отпуска. Что касается настроения, оно было даже слишком хорошим для начала нового рабочего дня. С учетом профессиональной специфики — явный перебор.

С другой стороны, не портить же теперь его себе специально.

Не то чтобы всерьез считал все эти приятные перемены заслугой плюшевой собаки. Но отдавать ее племяннику все равно передумал. Рыжий белобрюхий пес по имени Кекс прочно утвердился в изголовье холостяцкой постели и лишь изредка прятался в стенной шкаф по случаю визита гостей. Если бы игрушку обнаружили, пожалуй, сгорел бы со стыда. Взрослый же человек. Нет, ну правда.

Кекс оказался лучшей в мире подушкой, самой теплой грелкой и, что немаловажно, превосходным слушателем. Ему, не опасаясь нарушения конфиденциальности, можно было рассказывать о бесконечных проблемах клиентов и своих хитроумных способах их решать. О чудесной девушке Анне, с которой познакомился на выставке, и бывшей однокласснице Мете, вдруг превратившейся в удивительную красавицу. О коллеге, внезапно бросившем блестящую карьеру ради сомнительной возможности играть на трубе по захудалым клубам, — и ведь счастлив, и помолодел на добрый десяток лет, даже немного завидно. О близком друге, который теперь каждый вечер пьян, и непонятно, как его остановить, чем помочь, да и надо ли. О подростках, которые постоянно приходят помогать в собачьем приюте — удивительно хорошие дети, мы такими не были.

И вообще обо всем.

Понял, зачем некоторые люди ходят к исповеди. Покаяться и получить прощение — это как раз дело десятое, просто самый легкий способ осознать, что именно с тобой происходит, — попробовать это рассказать. Сформулировать вслух. Самый короткий разговор обычно куда эффективней, чем долгие часы молчаливых размышлений. Очень прочищает голову.

Вся штука в том, что разговаривать вслух с самим собой просто не принято. Считается, будто это привилегия безумцев. А подходящего слушателя — спокойного и беспристрастного — обычно днем с огнем не сыщешь. Разве что действительно священник. А еще лучше — собака. Пусть даже плюшевая.

Так и жили вместе долго и счастливо, целый год, до следующей осени.

Однажды заметил, что дворовые дети — красивая тихоня Катя из соседней квартиры, длинноногий, как аистенок, Дарюс и толстая энергичная Магда, которая верховодила этой маленькой компанией, — уже который день подкарауливают у подъезда, таращатся во все глаза, явно хотят о чем-то поговорить, но робеют. Удивился — до сих пор детворе не было никакого дела до взрослого очкастого дядьки в строгом костюме. Откуда им знать, что дядька иногда с удовольствием наблюдает за их играми, сочувствует, сопереживает, думает про себя: «Надо же, в „Море волнуется, раз“ до сих пор играют, как мы… Батюшки, а это что за фигура такая? В жизни не угадал бы».

Сперва не хотел смущать детей, несколько дней терпеливо ждал, когда они сами отважатся завести беседу. Но любопытство оказалось сильнее деликатности, поэтому не выдержал первым. Вместо того чтобы открыть дверь подъезда, развернулся и приветливо сказал оробевшим преследователям:

— Если вы хотите со мной поговорить, сейчас самое время. Я как раз никуда не спешу.

Дети переглянулись. Дарюс толкнул Катю локтем в бок, дескать, давай, спрашивай. Та отчаянно покраснела, но уст не разомкнула. Толстая Магда опомнилась первой:

— А когда вы пойдете гулять с собакой? — выпалила она. — Вы что, совсем никуда с ней не ходите? Мы так хотели посмотреть…