— А тайны эти таковы, что вначале, пронзённая этим до крови, ты ужаснёшься и не поверишь собственной животной изнанке. А потом…

— Что же потом? — спросила я с тем отвращением, с каким услышала откровения Эли в тот вечер, когда мы возвращались с ней из Сада Свиданий. Я не понимала, куда клонит Гелия. Как неведомый Космос, якобы где-то существующий, связан с половой проблематикой между мужчинами и женщинами?

— Потом расскажу. Но почему-то думаю, что ты эту изнанку любви полюбишь больше её внешних декоративных завитушек.

— Изнанку любви? Почему ты суть любви, её природный смысл обзываешь изнанкой? Разве речь о распутстве или о продажном сексе?

— Я не о том, что низко и недостойно упоминания, когда речь о тебе и о нём. Я именно об этой сокровенной сути, упрятанной в манящей мякоти того плода, что есть любовь. Ты крепко полюбишь всё то, что тебе вскоре и откроется с неизбежностью. Потому что в тебе есть эта влажная отзывчивая глубина, очень нужная и очень важная ему, но которой он так и не нашёл во мне. Вернее, она была для него недостаточной. А у него для тебя есть то, чего твоя глубина и жаждет. Но по-настоящему ты этой жаждой пока не укушена. Первый укус очень больной, а второй обычно сладкий. Тут уж всё зависит от наличия любви, когда каждое последующее вкушение, уже совместное, будет всё насыщеннее. Мне жалко тебя, потому что ты веришь в Надмирный Свет, придуманный жрецами. Это и будет отравлять твоё счастье, поскольку подлинного Создателя, создавшего и любовь полов, ты пока не ведаешь…

— Гелия, ты сходишь с ума? Что за чушь ты бормочешь? Я знаю о существовании безграничных тайн за пределами нашей тверди. И то, что твердь вовсе не твердь, а газовая оболочка планеты, мощно прижимающая нас к поверхности, но обволакивающая всех нас столь неощутимо.

— Умница! Я вижу, что усилия Тон-Ата не пропали даром. Его ученица очень способная. А я не получила хорошего образования, ты же знаешь. Нэиль так и не сумел развить мою речь до своего аристократического уровня. Что же касается проблемы полов, как ты культурно выразилась, тут у меня для тебя нет утешительных обманов. Дай мне кто выбор в своё время, я осталась бы девственной. И тебе того же пожелала бы. Нет ничего тяжелее для юной души вначале, чем принятие такого вот подарочка природы, неотделимого от самой любви, как половая её составляющая. А потом уж оказывается, что это и есть её суть и смысл. С этим не только смиряешься, а уже и забываешь, как возвышенны были твои представления когда-то.

— Я тоже хотела бы стать жрицей Матери Воды, как была моя бабушка когда-то. Мой папа в шутку называл себя «хранителем» руин древнего Храма Матери Воды у синего источника. Конечно, сами эти руины были унаследованы им от его уже предков. Никто и не помнил тех времён, когда Храм порушили, а уж тем более, когда действовал, а входить во внутреннее его пространство смела лишь жрица Матери Воды. Когда мой дедушка Ниадор, будучи молодым на тот момент времени, узнал, кем была моя бабушка, он посчитал это знаком свыше. Он долго уговаривал её стать его женой. И она никогда бы не согласилась, если бы не те несчастья, что последовали после разгрома властями их тайного общества. Многих заточили в неволю, угнали куда-то на окраины континента и заставили работать на бескрайних плантациях. А бабушку спас мой дедушка. Он никому не дал прикоснуться к ней после того, как они прошли семейный обряд в Храме Надмирного Света. Бабушка оправдывалась передо мной, говоря, что с лёгкостью приняла бы все последующие мучения, да дедушку полюбила… Она считала, что последующие беды нашей семьи были ей наказанием от Матери Воды…

Гелия кивала головой и щурила глаза, явно не веря мне. Не выдержав, она сказала, — Нэиль рассказал мне о многих подробностях из жизни Ласкиры и твоего деда, ставшего её мужем. Возможно, ты не знаешь о них, а возможно, скрываешь от меня правду, придумывая то, что этой правде не соответствует. Я знаю не только о том, кем была твоя бабушка, но и кем был твой дед.

— Аристократом одного из древнейших родов континента…

— Если бы только это. Ты думаешь, что руины старого Храма Матери Воды и водный источник с уникальной рощей оказались в его усадьбе случайно?

— О чём твоя речь? — не поняла я.

— Она о том, что один из твоих предков был предателем древнего культа, перейдя на службу к новым властям. Что он и разобрал тот чудесный Храм, отдав все его сокровища вновь возникшей Коллегии Управителей…

— Уж не Ифиса ли — уникальная фантазёрка сочинила всю эту чушь? И при чём же тут дедушка Ниадор? Он-то как поучаствовал в том, что произошло задолго до его рождения?

— Он был наследственным служителем Чёрного Владыки. Принятие новой веры в Надмирный Свет было лишь по видимости. Лицедейством, говоря проще.

— Если ты столь глубоко посвящена в тайны нашего рода, зачем и спрашиваешь об этом у меня?

— Твой отец тоже стал в этом смысле предателем, поскольку прервал наследственную линию служения Чёрному Владыке и отказался от родового тягла… За это и понёс свою кару. Так считает Нэиль.

— То есть, у меня в роду все предатели?

— Ласкира считала, что ты могла бы стать искуплением, почему и хотела отдать тебя в поселение служителей старого культа, поскольку ты подходила по своим данным на роль жрицы Матери Воды. Но уже твоя мать восстала против этого, за что тоже понесла свою уже кару…

— Не мог Нэиль рассказать тебе о таком! Он не стал бы расшвыриваться семейными тайнами!

— Да. Нэиль вовсе не так откровенен со мной, как я с ним. Мне поведала обо всём Ифиса.

— Она любительница покупать дружбу или любовь тем, что обладает не просто бессмысленно-птичьим сладкозвучием, а наполняет свою речь ценными порой сведениями… не бескорыстно.

— Я свою дружбу, тем более любовь не продаю! — патетически промолвила Гелия, искренне забыв о своей странной связи с тем, от кого и родила дочь.

— Я слышала от своей бабушки несколько иную версию о тебе, — прохладно и бесстрастно вставила я. — За тебя твоей общине была заплачена немалая цена. Тебя купили точно так же, как покупают себе наложниц все состоятельные люди, если имеют такое желание. Помимо всего тебе и дом купили в отличном благоустроенном городке недалеко от столицы. А Хагор — твой отец не мог этому