Пролистывая мужнины твиты и глядя на них слегка отстраненным взглядом, чтобы окончательно не погрузиться в яд и ненависть, которые самый близкий мне человек изливал на окружающих, я заметила, что все это началось задолго до смерти Джека. Какие-то глупые уколы, которые он наносил интересующимся новостями женщинам, какие-то стычки с мужчинами, проголосовавшими не так, как он. Я и не подозревала о той скрытой за экраном, полной горечи жизни, которую он вел.

Позже я подумаю, как обсудить все это с ним. Но не сейчас. Всему свое время.

Я стала рыться в центральном ящике стола в поисках той вещи, которую собиралась утром захватить с собой к Марго, — ключи, которые она дала мне, когда они поселились по соседству. Тогда Марго сказала, что дает их на всякий пожарный случай. Как будто вся наша дружба не держалась вот на таком пожарном случае. Как будто он не притягивал нас друг к другу вот уже много лет.

Я могла бы отослать эти ключи вместе с подарками, которые вернула ей. Но я не сделала этого. И мне не хотелось задавать себе вопрос: «Почему?»

Бросив их на керамическую тарелку, стоявшую на столике возле входной двери, я с силой потерла лицо. Мне казалось, что виски у меня раздулись, а голова похожа на перегретый радиатор, который пора опорожнить. Сейчас приму душ и переоденусь во что-нибудь удобное. А потом сяду перед ящиком, и пусть он промывает мне мозги, как в любой другой пятничный вечер промывает мозги любой другой женщине лет тридцати, у которой в спальне спит ребенок, а не муж, напичканный таблетками ради его же безопасности.

Мы ведь так много значили друг для друга — что же произошло? Конечно, в каком-то смысле случай с Хелен вынес мне мозг, но на самом деле это, наверное, произошло в том затрапезном клубе, когда я была больше всего нужна Марго. Я понимала, что никогда не прощу себе случившегося там, но, что гораздо важнее, никогда не прощу ее за произошедшее. Хотя в этом вряд ли была ее вина. Если б мы с Хелен не оставили ее тогда на улице, если б мы все вместе вернулись домой и отложили попытку повеселиться на какой-нибудь другой день, если б действительно сидели дома и смотрели кино, как и обещали родителям — что тогда получилось бы из тех трех девочек?

Мысленно я добавила еще одно извинение к тому длинному списку, который собиралась высказать Марго утром. Он уже очень давно ждал своего часа и был совершенно необходим, если я собиралась двигаться дальше — мне было жаль, что тогда я оставила ее в одиночестве и не смогла защитить. Мне было жаль, что у нее создалось впечатление: в том, что мы ничего не сказали Хелен, была только ее вина — этакий грех бездействия.

Я ведь тоже промолчала — тогда, много лет назад…

Выключив воду, я протянула руку к полотенцу на вешалке. И услышала, как внизу раздался какой-то лязгающий звук. Сначала я вздрогнула от неожиданности, а потом вспомнила, что это, должно быть, громыхает стиральная машина, загруженная тем, что я тогда воспринимала как маскарадный костюм Чарльза, — тренировочными штанами и толстовкой, которые он обычно надевал перед тем, как уединиться в кабинете.

Все эти месяцы, пока муж отошел от практики, я думала, что он изучает архитектурные журналы, и с симпатией вспоминала, какие отличные рубашки и брюки Чарльз надевал раньше, даже работая из дома. Он всегда был привередлив. Я обожала ту тщательность, с которой он в начале наших отношений относился к своему внешнему виду — будучи сама по натуре девушкой неряшливой, я всегда думала о нем как о человеке, способном превратить меня во что-то более-менее презентабельное.

Я была настолько занята своей потерей, занята тем, что оказалась матерью без ребенка, что не заметила, как Чарльз тоже изменился. И сейчас радовалась, что он спит, восстанавливаясь во сне. Отныне буду стараться сделать как можно лучше для нас обоих, буду обращать внимание на то, что происходит у меня под носом, вместо того, чтобы бродить среди теней прошлого, на которое я уже никак не могу повлиять.

Я вытерла тело и намазалась увлажняющим кремом. На те места, где бился пульс, нанесла лавандовое масло, чтобы понизить уровень нервозности и улучшить сон. Затем натянула чистые пижамные штаны, как обычно, заколола волосы, надела футболку и вошла в спальню, чтобы взять халат в изножье нашей с Чарльзом кровати. Мимо его неподвижного тела я намеревалась пройти как можно тише.

Но этого не потребовалось. Одеяло было отброшено в сторону, а на матрасе остался только отпечаток тела.

Я вновь вышла на лестничную площадку.

— Чарльз? — позвала я и услышала в ответ полное молчание. Даже стиральная машина прекратила работать. И только спустившись до половины лестницы, я поняла, что белье, которое я загрузила в нее утром, должно было бы давно постираться. Так что звук, который я слышала в ванной, был звуком закрываемой входной двери.

Сначала я не задумалась, куда он мог отправиться — меня скорее интересовало, каким образом это ему удалось. Мне стало нехорошо от того, что Чарльз может отправиться бог знает куда в том ступоре, в котором он должен находиться после дозы лекарства, которую я ему дала. Но хуже всего мне стало, когда я подумала, что он в таком состоянии может взять машину. Если он попадет в аварию… Этого мое измученное сердце и огрубевшая от слез кожа лица уже не выдержат.

Я бросилась к придверной тарелке и с облегчением увидела, что электронный ключ от нашего убитого хетч-бэка все еще на месте. Но ведь рядом лежали ключи от дома Марго — с соответствующей, написанной от руки, меткой, перевязанные непонятной синей лентой от какой-то дизайнерской сумки. Все внутри меня похолодело.

Теперь я знала, куда направляется Чарльз. И мне вовсе не хотелось думать о его мотивах.

Я замерла на месте, окаменевшая, как в одном из своих снов, а детка у меня над головой с каждым мгновением становилась все ближе и ближе к падению с высоты. Мои глаза не отрывались от Чарльза, как в свое время не отрывались они от стоявшей на балконе Хелен.

Умоляю.

А потом — в темноте за спиной Чарльза — началось какое-то движение, и он, нетвердо стоявший на ногах с вытянутыми вперед руками, качнулся в сторону, когда что-то врезалось в него. В тусклом свете на лестничной площадке я заметила светлые волосы и невысокую фигуру, появившуюся со стороны детской.

Мэгги.

Закачавшись от удара, Чарльз стал разжимать пальцы, которыми держал Лайлу — так люди бросают грязное белье в стиральную машину. На моих глазах Винни преодолела последние несколько футов, разделявшие их.

Я вспомнила о другой девочке в объятиях мужчины, которая не могла сказать, что с ней происходит. Это было целую вечность назад, и ту девочку Винни тоже спасла.

Никогда не любила размышлять о том, что могло случиться, если б она тогда не ворвалась в тот кабинет. Старая подруга была девочкой смелой, в груди у нее билось благородное сердце. А сейчас я заметила, насколько она похудела, насколько горе изменило ее, — и сердце заныло, хотя сейчас я всеми своими помыслами была с Лайлой. Но в моем сердце всегда будет место и для Винни.