Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Расплата!» — обожгла меня мысль. Больнее нельзя было тебя ударить. Горячая волна любви, жалости, желания отдать жизнь, только бы тебе это помогло, накрыла меня с головой.
— Это конец! — Ты силился усмехнуться, но не смог удержать слез.
Я тоже едва не расплакалась, однако, подавив рыдания, выговорила со всей твердостью, какая была мне присуща:
— Что за глупости ты говоришь! Так не бывает. Давно это началось?
Теперь ты смотрел на меня с надеждой, как ребенок на всесильного взрослого.
— Неделю назад.
— Но ты же говоришь — значит, голос есть.
— Я не могу петь.
— Может, от этого? — Я кивнула на стол.
Ты горько улыбнулся:
— Здесь обратная связь.
— Значит, это временно. Я слышала, такое случается.
Ты покачал головой:
— Я был у врача. Он подписал мне приговор.
Ты налил себе водки, но я не дала выпить, накрыв рюмку ладонью.
— Подожди, не пей, прошу тебя. Почему это произошло? Врач объяснил? Что он сказал, почему пропал голос?
Ты повесил голову и замолчал. Я решительно убрала со стола водку, направилась в ванную, включила воду. Пока набиралась вода, наводила порядок на кухне. Собрала весь мусор в мешок, вымела осколки, помыла посуду. Ты пьяно клевал носом, дремал. Добавив в ванну успокаивающие травы и расслабляющие соли, я повела тебя отмокать. Ты не мог сам раздеться, я взяла на себя и это. Снимая майку, не выдержала, припала к твоей груди, поцеловала в серединку. Как соскучилась… Ты вяло обнял меня, но я высвободилась и расстегнула на тебе ремень.
— Боюсь, что толку от меня сейчас будет мало, — пробормотал ты, а я, щелкнув тебя по носу, решительно стянула джинсы и все остальное.
— Ныряй!
Ты понял это буквально и чуть не захлебнулся.
— Ну что ты как маленький, — ворчала я, с нежностью хлопоча над тобой.
Вся моя одежда была мокрая после этого, следовало переодеться. Пока ты лежал, дремля в теплой воде, я перенесла чемодан в свою комнату, переоделась в домашний наряд. Потом выволокла тебя, немного протрезвевшего и успокоенного, из ванны, обтерла пушистым полотенцем и отвела в нашу спальню. Ты свалился в подушки и пробормотал, окончательно засыпая:
— Как хорошо, что ты приехала! А я все звонил, звонил…
Я бросилась к телефону и набрала Маринин номер. По счастью, она была дома и могла говорить. Я вкратце обрисовала ситуацию.
— Что же делать? Марина, нужно срочно найти врача, хорошего врача, который специализируется на подобных случаях! И если можешь, узнай, что же все-таки произошло с Колей?
— Хорошо, — с готовностью ответила Марина. — Я поговорю с ребятами и узнаю, у кого он был и что ему сказал врач. Жди.
Легко сказать. Я металась по дому, разбирала свои вещи, заглядывала к тебе, сидела рядом и смотрела на твой спящий профиль. Марина позвонила к вечеру, когда уже я сама готова была набрать ее номер.
— Для начала телефон запиши. Это врач Кураев, которого мне порекомендовала одна певица из Большого театра, проверенный.
Она продиктовала номер, назвала его имя, я записала.
— Я поговорила с Герой и Андреем, еще кое с кем, — продолжила Марина. — Выяснила, что потеря голоса произошла на фоне стресса. Нагрузки тут ни при чем: он мало пел в последний месяц.
Холодея от предчувствия, я выдавила:
— Стресс? Но от чего?
Марина сделала паузу, собираясь с духом.
— Эта девушка, из «Коловрата», выходит замуж за модного продюсера. Как только ее диск вышел и стал популярным, она рассталась с Николаем. Ей сделали предложение, от которого она не смогла отказаться. Так часто бывает. Законы шоу-бизнеса.
Марина продолжала говорить, но я уже плохо соображала. Твоя нимфа тебя предала! Она предала твою любовь! Да как тут не сойти с ума, не то что голос потерять! Ты терял веру в себя.
— Он обеспечил ей ротации на самых популярных радиостанциях, в перспективе — сольная карьера, — услышала я. — Словом, девочка сделала правильный выбор.
— Такой ценой! — не выдержала я. — Она далеко пойдет…
Мы помолчали.
— Врач, у которого был Коля, довольно известный отоларинголог, — снова заговорила Марина. — Он предупредил Колю, что ему нельзя больше петь: чревато более серьезными последствиями.
— Куда уж серьезнее! — возмутилась я.
— Поверь мне, может быть и хуже. Я не стану сейчас произносить это вслух.
Я испугалась.
— Надежды нет?
Марина ответила не сразу.
— Очень мало. Но ты обязательно позвони Кураеву, уговори его посмотреть Николая.
Я не стала откладывать в долгий ящик и сразу позвонила Кураеву, хотя было уже поздновато для подобных контактов. Мне удалось убедить доктора принять нас завтра. Я еще долго не могла успокоиться, все думала, как тебе помочь, как вселить в тебя надежду, желание жить. О том, что собиралась уйти от тебя, я даже и не вспомнила.
Давно уже пора было спать: Кураев назначил консультацию на утро. Я полежала в ванне, чтобы расслабиться хоть немного. Помогло: к постели я добиралась уже на автопилоте. Поставила будильник, выключила ночник и легла рядом с тобой. Ты спал тревожно, стонал, и я тотчас просыпалась и гладила тебя по плечу, успокаивала.
Утром с большим трудом растолкала тебя. Однако, проспав больше десяти часов, ты отдохнул и протрезвел абсолютно. И выглядел много лучше давешнего, только взгляд по-прежнему был мертвым. Ты не спрашивал меня ни о чем, а ведь мы не виделись три месяца (вологодские леса — не в счет)! Я тоже старалась не расспрашивать о том, что могло тебя ранить. В конце концов, подумала я, ты сам решишь, во что меня посвящать. Формально я ничего не знаю, из этого и будем исходить.
Я пыталась накормить тебя завтраком, но безуспешно. Ты только кофе выпил. Когда я сообщила о консультации у Кураева, ты заявил:
— Никуда я не поеду.
— Как? — растерялась я.
— Все ясно и так. Можешь посмотреть выписку, врач мне отдал. Там все сказано: петь я больше не буду.
Я изучила бумажку и убрала к себе в сумку, чтобы показать доктору.
— Я уже договорилась, — просяще посмотрела на тебя. — Мировое светило. Неудобно будет, если манкируем: он отменил другие консультации. Я так просила…
— Зачем? — равнодушно спросил ты.
Я не могла перенести твоего несчастного, безжизненного вида. Хотелось трясти, тормошить тебя, чтобы вывести из этого состояния. Я сложила молитвенно руки:
— Ну если тебе все равно, Коля, давай съездим! Ну прошу тебя. Звонить и предупреждать уже поздно, нехорошо получается.