Я невольно усмехнулся. Если он и возит с собой «бодигардов», то только по причине того, что так принято – окружать себя здоровыми молодцами. Раз бизнесмен, значит, должны быть телохранители. Но внутреннее чутье бывшего боксера подсказывает мне, что охранять тело господина Измайлова инородными телами необходимости нет. Надеюсь, он не вынет сейчас из-за пояса брюк какой-нибудь «вальтер». Мне не хотелось бы быть организатором незаконного вооруженного формирования. Достаточно уже того, что я противодействую органам противопорядка. Пусть они не ведают, что творят, но ведь – творят! А воспрепятствования творению милиции – уголовно наказуемое деяние.

Вот мы и в доме. У людей плохая привычка не закрывать входные двери. Невольно подстрекают, понимаешь, воров! Шучу. Кто полезет воровать личные вещи Баси? Только – идиота кусок...

– Мне кажется, ваш секретарь наверху, Антон Павлович.

Это я слышу за своей спиной. А на втором этаже я слышу то, что заставляет меня двигаться в десять раз быстрее, чем я двигался до сих пор. Я слышу крик Аллы.

Измайлов прыгал за мной по ступеням так легко, что я засомневался в том, что он курит. Это были мягкие, натренированные прыжки леопарда перед решающим прыжком.

Ошибиться было невозможно. В коридоре второго этажа крики раздавались из той двери, что была распахнута. Если бы она была прикрыта, то мы с Измайловым потратили бы много времени для разведки. О том, что каждая секунда этого времени была дорога, я понял, когда мы вошли в комнату...

На огромной двуспальной кровати лежала Алла и тщетно пыталась выскользнуть из-под налегшего на нее мужика. По сморщенному затылку и непропорционально большим ушам я узнал своего собеседника недельной давности. Зверков стянул штаны до колен и пока безуспешно пытался овладеть Аллой.

На девушке уже не было ни шубки, ни строгого костюма. Вещи в беспорядке валялись по комнате, и их местонахождение позволяло определить географию женских метаний в этом замкнутом пространстве.

В круг, ожидая своей очереди, стояли еще трое. Более страждущего желания, нежели на их физиономиях, я не видел даже на рожах бомжей, которые стояли рядом с машиной одного моего знакомого в тот момент, когда тот заливал в бачок омывателя конфискованную «паленую» водку. Просто удивительно, как вовремя мы с Измайловым зашли!

Особенно приятен был факт того, что Измайлов начал бить отморозков гораздо раньше меня. Все мои мысли сейчас занимали Алла и ерзающий на ней Зверков. Понимая, что меня заботит больше всего, Альберт Андреевич доверил разборки с насильником мне, а сам принялся за очередников.

Не думая о том, сколь несладко придется бедной женщине от подобной атаки, я рухнул на Руслана Егоровича и с размаху опустил локоть на его почки...

Волос на уродливой, бесформенной голове было недостаточно, поэтому пришлось схватить обольстителя за уши и рывком стащить с судебного секретаря.

Кто поймет женщин? Что могла моя очаровательная Алка найти в этом животном? Чтобы увидеть подобное создание, что я сейчас держал за уши, достаточно всего-то сходить в зоопарк и посмотреть на лысый череп перуанского грифа. У того нет ушей, зато полное сходство в выражении глаз и мимике. Моргнул – повернулся, моргнул – отвернулся. А между поворотами головы – дебильные фразы: «Крошка моя...», «Малышка...»

Но гриф вдруг захлопал крыльями и стал рваться на свободу. Грифы, они очень тяжело переносят неволю. Это я читал. Но нигде не написано, как грифы переносят побои. Оказывается, гораздо хуже неволи грифы переносят удары по клюву и основанию крыльев.

А самым смертельным для них является удар между когтистых лап. В этом случае грифы гортанно кричат и краснеют.

С анатомией пернатых покончено. Теперь пора обратиться в тот угол, где мой напарник, аки лев, бьется со стаей гиеновидных собак. Тут все проще. Стая гиеновидных собак чувствует себя уверенно, когда лев один. Но едва к одному льву присоединяется второй, гиеновидные собаки начинают метаться в поисках кустов.

Одной собаке не посчастливилось. Она лежала рядом с кроватью и жалобно скулила. По форме ее морды было понятно, что лев, ударяя лапой, не рассчитал силы.

Бой закончился довольно быстро. Выяснение подробностей не входило в мои планы. Все, что требовалось, я узнал еще до того, как Алла села в машину к этим подонкам. Поэтому, накинув на нее шубку, я поднял ее с кровати и вышел из комнаты. Сзади двигался Измайлов и был готов дать немедленный отпор возможному посягательству на мою спину. Из него, из Измайлова, получился бы хороший друг...

У самого выхода мы поменялись местами. Альберт Андреевич забежал вперед, открыл мне дверь и побежал к машине – заводить.

Ступая по снегу, утопая в нем по колено, я с горечью думал о том, что вряд ли когда-либо увижу эту девушку в роли своего секретаря на судебном процессе. Все пережитое, а также некоторые подробности произошедшего вряд ли позволят ей вести себя в дальнейшем так, словно ничего не было. Я почти уверен в том, что она уйдет из суда. Но для этого ей еще нужно прийти в себя.

Выбив ногой из забора две доски, Измайлов открыл мне доступ на улицу. Стараясь не повредить свою дорогую ношу, я аккуратно протиснул ее сквозь отверстие и подошел к машине.

– Садитесь! – крикнул мне, уже из-за руля, Измайлов.

Но я стоял перед распахнутой дверцей и чувствовал, как на моей спине горит чей-то взгляд, который сковал все мои движения и заставил обернуться.

В доме послышался хлопок выстрела и гортанные крики. Люди Земцова вошли в дом. Сейчас они борются с преступностью. Как раз в тот момент, когда я стою и смотрю на предмет в пятидесяти метрах от себя.

У одинокой березы, с самого угла ограды, стоит Земцов, курит и наблюдает за моим бегством.

Когда наши глаза встретились, я, бесшумно шевеля губами, спросил: «Ты добился, чего хотел, урод?» Он не ответил. Повернулся и пошел к входу в дом. У него есть магнитофонная запись, Аллу он «достанет» потом, когда этому не буду мешать я. Чего же ему волноваться? Он свято верит в то, что идет верной дорогой.

– Да садитесь же!..

Я держу девчонку на коленях и чувствую, как она периодически вздрагивает. Не раз приходилось слышать о синдроме, вызванном насилием, и впервые в жизни приходится сталкиваться с этим воочию. Из меня плохой психиатр, но предположу, что пройдет еще много времени, прежде чем эта девочка снова почувствует себя человеком.

Не хочется заниматься самобичеванием, но всякий раз, когда она вздрагивает, прихожу к мысли о том, что во всем виноват только я. Никогда нельзя полагаться на порядочность других, вверяя им судьбу, которую тебе вверили. Это посредничество никогда не приводило к хорошему исходу, и у меня на коленях лишнее тому доказательство. Входя в игру Земцова, я совсем забыл, что он борется с преступностью. У нас разное восприятие этого понятия. Мне казалось, что все закончится полным контролем со стороны опера и его команды, что Зверкову не позволят дойти до того важного момента, который называется «момент истины». Тот момент, когда ему будет трудно оправдать свой поступок. Не получится «захомутать» отморозка на участии в «героиновой операции», о существе которой Земцов имеет весьма отдаленное представление, получится с изнасилованием или покушением на убийство. Тут не отвертишься! Земцову совершенно безразлично, по каким статьям Уголовного кодекса покинет свободный мир бандит Зверков. Земцов борется с преступностью, так какая разница, на каком основании он изолирует его от общества?