– В больницу попал парень, проглотивший шесть пластиковых самолетиков. Говорят, есть риск летального исхода.

Мне будет не хватать мелодичности его речи. Того, как преувеличенно витиевато разворачивались его предложения, будто он говорил стихами. Того, как он называл меня «дорогая» и «Чарли», по-британски проглатывая букву «р». Так несправедливо, что мы должны были прощаться.

Меж тем Джимми завершил курс лечения NAET. Как и я, он по-прежнему позволял аллергенам попадать в свой организм с большой осторожностью. Через две недели он прошел лечение всеми тремя аллергенами. Я видела, в каком беспокойном состоянии находился Бен – он выжидал и наблюдал, предполагая, что все лечение окажется фарсом. К удивлению Бена, Джимми преодолел аллергию – правда, не все мучившие его виды, а только два из трех. Арахис по-прежнему оставался для Джимми неприятной угрозой, хотя уровень реакции на него значительно снизился. Это напомнило мне о том утре на рынке, когда мы с Беном мчались наперегонки с приступом. Но Бен и Джимми остались довольны результатами. Ведь с того кошмарного утра они добились больших успехов. Я взглянула на Либерти и прочла озабоченность на ее лице. Она бы точно отдала что угодно за то, чтобы вылечить Джимми от всех видов аллергии, но каждый пациент был уникален, и некоторым из них для этого требовалось длительное лечение.

В те дни, когда у Филиппа были назначены приемы у врачей, мы вместе отправлялись в Майами на кабриолете под музыку на радио. Мы пели во все горло, наши голоса улетали в бескрайнее синее небо. После последнего приема в «Синай-Маунт» мы возвращались домой с тревожными результатами лабораторных исследований. Мне было очевидно, что мы приближаемся к неизбежному концу. Онкомаркеры Филиппа множились в геометрической прогрессии. Он держал мою руку на сидении рядом с собой, и я наблюдала, как он распевает слова песни Эрика Клэптона. Я держала руль, а Филипп постукивал по приборной панели. Он был такой живой, такой жаждущий прикоснуться ко вселенной, все теснее сжимающейся вокруг него. Клэптон пел о женщине, которая была рядом с ним, и о том, как он рад, что она была рядом, и Филипп подпевал своим ужасным, фальшивым голосом. Секунда. Мне была нужна всего секунда, чтобы оторвать взгляд от дороги и посмотреть на него, чтобы остановить время и запомнить его легким и свободным.

В этом взгляде я увидела доказательство нашей любви, доказательство нашего существования, которое будет со мной всегда. Он ухмыльнулся мне, и я знала, что Филипп был послан мне по причинам, которых я, возможно, никогда не пойму. Его смех разносился по воздуху, а его неровный напев звучал в моих ушах. Я уже знала, что после его ухода этот день останется со мной еще надолго. После последних прощаний у меня останется ветер, щекочущий мои волосы, любовь, лившаяся с его губ, и красота земли, которая держала нас в своих руках. И когда мы проехали вверх вдоль болот Флорида-Сити и достигли последнего моста возле отеля Гилбертс, я выдохнула, на этот раз поверив, что с миром все будет в порядке. До этого момента я даже не осознавала, что задерживаю дыхание.

* * *

Бен был прав, когда говорил, что Филиппу понадобится помощь. Филипп не мог самостоятельно принимать ванную, а я, несмотря на то, что он весил как перышко, не могла справиться с ним в одиночку.

Кормить его тоже было непросто. Однажды он выплюнул еду прямо на меня, злясь на свою беспомощность, на то, что приходится полагаться на других. Я же старалась не вспоминать маму в таком же призрачном состоянии. Медсестры уверяли меня, что я быстро забуду ее хрупкое, сморщенное тело, ее дикие, бегающие глаза. Рак уничтожал тело, но куда более разрушительной была потеря самого себя, своей независимости и гордости. Из всей душевной боли, которую мы пережили в те последние дни, не было ничего хуже, чем наблюдать за тем, как этот жизнерадостный человек постепенно лишается своего достоинства. Судьба была к нему жестока.

Филипп сдержанно отказался от помощи. Но когда он увидел, как тяжело мне было ухаживать за ним, он согласился на медсестру.

– Пусть это будет женщина. Желательно симпатичная.

Ее звали Джудит, и она была красивой смуглой женщиной с большими глазами и спускавшимися по спине косами. Одним из многочисленных талантов Джудит была способность укрощать того человека, который оставался от Филиппа. Людей ее профессии действительно готовили как на войну. Филипп контролировал свое ослабшее тело врожденным упрямством, но он и рядом не стоял с Джудит и ее железным кулаком. Она уговаривала его поесть, призывала его быть милым, и они даже научились шутить о размере его члена. Иногда я заставала их хихикающими над тем, как Джудит перенимала его британский акцент. Он учил ее разным жаргонным словечкам, а Джудит развлекала его, давая кратковременный отдых от его ограничений.

Исправно приходил Бен, который защищал Джудит от периодических нападок Филиппа. Бен приходил, вооруженный едой для меня и смузи для Филиппа. И когда Филипп проявлял особую воинственность, настаивая:

– Я буду мочиться прямо на полу. Вот увидите!

У Бена получалось унять его истерию.

– Ты помнишь, что я тебе говорил, приятель… Позаботься о моей девочке… Ты обещал, – говорил Филипп.

Позже я подкралась к Бену.

– О чем это он говорил?

– Понятия не имею, – ответил мне тогда Бен. – Он бредит.

– Я слышу, что вы говорите обо мне, – прорычал Филипп.

– Тебе снова слышатся голоса, – ответил Бен, с грустью в глазах улыбаясь своему старому другу.

– Это не голоса. Это мои друзья.

А потом он снова принялся шутить:

– Как зовут жену хиппи? Миссисипи.

Каким-то образом его безумие укрепляло нас, а такое нужное нам всем легкомыслие растворяло нашу общую боль.

* * *

Мы приняли с благодарностью появление Джудит в нашей жизни, но мы не могли лишать выходных мать-одиночку, воспитывающую троих детей. Это означало, что были часы, когда я оставалась наедине с Филиппом, и были моменты, когда мне было по-настоящему страшно. Я боялась, что он умрет у меня на глазах, или когда я выйду из комнаты. Я хотела быть рядом с ним, и в то же время мне хотелось оказаться где-нибудь подальше. Мы с Беном сидели за столом, держа в руках чашки с кофе, и вели печальные разговоры. Сколько желе он съел? Когда он в последний раз опорожнял мочевой пузырь? Можем ли мы перейти на гидроморфон[15]?

По настоянию Джудит мы расписали подробный план приема лекарств, и даже вели записи о дефекации. Как ни