Приближался День благодарения, и родители Сари на неделю забирали Джимми, чтобы съездить с ним в Дисней. Бен и я стояли на крыльце, солнце спешило на запад. Мои нервы были на пределе, я не спала и начала пить коктейли – мне становилось все сложнее глотать пищу. Макияж и прическа утратили свою приоритетность, у меня опухли глаза, потрескались и расслоились ногти. Филипп спал, а Бен раскачивался в гамаке, вытягивая длинное тело на веревках.

У меня никого не было, кроме Бена, во всех смыслах. Филипп скоро покинет меня, я осталась без родителей, братьев и сестер и забыла обзавестись детьми. Номер из Нэшвилла появлялся у меня на экране еще несколько раз. Я ввела его имя, Пол, чтобы он был в моих контактах. Нельзя сказать, что я игнорировала своего отца намеренно, просто мне нужно было время, чтобы разобраться со своими чувствами. Дать имя его номеру было маленьким шагом к тому, чтобы сделать его реальным.

Я упала в гамак рядом с Беном, и мы лениво покачивались на ветру. Его тело было теплым и успокаивающим, а моему так не хватало ласки. Санни нашел нас и просунул через веревки холодный нос.

– Я собираюсь остаться здесь, когда Джимми уедет в Орландо.

– В этом нет необходимости.

– Я хочу быть рядом. Ради него.

Бен был для Филиппа таким же членом семьи, как и я. Он держал Филиппа за голову, когда его рвало в фарфоровую чашу, он мыл его после того, как тот случайно сходил под себя в кровати. Он бегал в магазин за пеленками и впитывающими подстилками для щенков, которые мы подкладывали под Филиппа, пока он спал и с меньшей вероятностью мог ругаться на кого-то из нас. Я знала не так много мужчин, которые могли бы так всецело посвятить себя кому-то.

– Он рад, что ты рядом. Он любит тебя.

Его тело смягчилось.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, Шарлотта.

У меня в голове промелькнуло: «Нет, пожалуйста, не надо». Наше неприятное происшествие – как я это называла – осталось далеко позади, и мы больше не обсуждали его. И когда рука Бена накрыла мою, я не была готова к тому, что будет дальше. Когда он наконец продолжил, его голос перешел в шепот:

– Я уезжаю из Кис.

Я привстала, и гамак покачнулся. Он смотрел на воду, не находя смелости встретиться со мной взглядом.

– Бабушка и дедушка Джимми живут в Нью-Йорке, и дети сестры Сари тоже там. Поездка в Дисней была придумана для того, чтобы они провели время вместе. Поэтому, когда я скажу ему, что мы уезжаем, он меня поймет.

По небу пролетала стайка птиц, и я представила себе, каково это, прицепиться к их крыльям. У меня оставалось мало сил для борьбы. Слишком много прощаний, слишком много смертей.

Бен продолжил:

– Если я чему и научился от Филиппа, помимо ужасных шуток и бесполезных фактов, так это тому, что мы должны жить, пока живы. Потери причиняют боль и меня они чертовски искалечили. Но мы должны взять себя в руки и снова обрести счастье. Сари меня научила этому. Я верю, что она хотела бы этого для меня. И Филипп тоже этого хочет.

Я лежала рядом с ним, опустошенная, не говоря ни слова. Небо было чистым, и я могла видеть на много миль все, кроме своего будущего.

– Скажи что-нибудь.

У меня болела голова, как будто ее сжали металлические тиски.

– Что тут сказать?

Пряталась ли в глубине моей души постыдная фантазия о том, что, когда Филипп покинет нас, Бен и я снова обретем друг друга?

Может быть. Но сейчас об этом было слишком больно думать. Это было неправильно во многих отношениях. Филипп всегда будет связывать нас с Беном. Будущее с ним было бы отмечено печатью предательства и печали. Средоточием обмана.

– Новое начало – это хорошо, – произнесла я наконец. – Для всех нас.

Из моих глаз текли ручейки слез, но я не вытирала их.

– Я буду скучать по тебе. – Мой голос дрогнул. – Я буду очень скучать по тебе и Филиппу.

Он обнял меня, уронив голову на мои волосы.

– Я тоже буду скучать по тебе.

Глава 37

Ноябрь 2018 года

Джудит, Бен и я провели неделю Благодарения, заботясь о Филиппе днями и ночами. В перерывах между обтиранием его тела губкой, приемом лекарств и чтением вслух «Нью-Йорк Таймс» и «Уолл Стрит Джорнал» мы предавались воспоминаниям. Бен сумел приготовить индейку, измельчив мясо в блендере, и мы смогли накормить Филиппа супом с ложечки. На этой неделе Филипп в типичном для себя стиле отказывался от еды. Вечный бунтарь, он должен был показать празднику обжорства, кто здесь главный.

Именно тогда все стало стремительно меняться. Когда человек умирает, перед самой смертью бывает такой период времени, который знаменуется приливом сил. Эта внезапная энергичность делает самых слабых сильными, и те, кто ухаживают за ними, ошибочно полагают, что их близкие находятся на подъеме. Ирония этого превращения в том, что прилив новой энергии обычно означает неминуемую смерть.

Филипп снова ел и смеялся, но этот всплеск активности был неприятным трюком природы.

В тот вечер мы трое были уже уверены, что его час пробил. Дыхание Филиппа превратилось в поверхностный свист. Он собрал нас в комнате и сказал:

– Идите сюда, ребята.

Филипп тогда уже был чрезвычайно худым и призрачным, но в нем была такая осознанность, которой я не наблюдала уже несколько дней. Это напомнило мне о первых днях нашего знакомства, и я держалась за те воспоминания, испытывая тревожную потребность записывать все, что вот-вот будет потеряно. Когда он посмотрел на нас троих, из его глаза появилась одинокая слеза, но он быстро вытер ее тощими пальцами.

– Вы все выглядите такими несчастными!

Джудит не осталась в долгу:

– Не думаю, что ты выиграешь хоть какой-нибудь конкурс красоты, Томас.

Она нарекла его Томасом после того, как увидела в журнале о знаменитостях Томаса Хиддлстона и решила, что они с Филиппом близнецы. Джудит была добра и больше смотрела на фотографии на стенах, которые запечатлели нас с Филиппом в более счастливые и здоровые времена.

Мы с Беном от ужаса потеряли дар речи, ведь это был наш друг и мой любимый. Признаки Тома Хиддлстона почти исчезли, хотя мерцание в его глазах напоминало нам, что когда-то он был там.

Филипп был все так же разговорчив, он болтал о новой прогулке на лодке и строил планы