Он решительно рубанул широкой ладонью воздух. Теперь уже на миг усмехнулся Цветков.

— Как рядовому отцу я ничего пока не могу сообщить, — сдержанно сказал он. — Следствие не закончено. Ведёт его следователь прокуратуры.

— Порядок я знаю, — нетерпеливо махнул рукой Серков. — Но мне посоветовали всё же с вами встретиться. Генерал ваш в курсе. А насчёт следствия не беспокойтесь, ничего лишнего не жду. Но парень арестован, как мне сообщили, шесть дней назад. Вы ему предъявили обвинение?

— Пока нет. Но прокурор санкцию на арест дал.

— На основе чего?

— Вот вы уже спрашиваете не как рядовой отец. Рядового я направил бы к прокурору. С рядовым отцом я сейчас вообще беседовать не имею права.

— Ничего. Генерал разрешил, — напористо возразил Серков.

— Поэтому только и беседуем. Словом, сын ваш подозревается в убийстве и ограблении. Как видите, хуже не придумаешь.

Широкое лицо Серкова словно окаменело, глаза сузились и сейчас холодно и настороженно смотрели на Цветкова. Он, кашлянув, хрипло спросил:

— Лишь подозревается?

— Идёт следствие. А окончательно решит суд.

— Это я тоже знаю, — процедил сквозь зубы Серков и, снова откашлявшись, сухо спросил: — Неужели всё так серьёзно?

— Да, очень серьёзно, — кивнул в ответ Цветков.

— Я всё думаю, как это могло произойти, — глядя прямо перед собой, задумчиво сказал Серков. — И ищу причины. Абсолютно нормальная семья. Достаточно обеспеченная. Даже более чем достаточно. Ни в чём никогда он не нуждался. Всё имел, что хотел, что требовалось. Вот я — это другое дело, — неожиданно произнёс он. — В войну и после неё хлебнул ой сколько.

Видно, беда с сыном вдруг выбила Серкова из привычной колеи, лишила неизменной величавой и суховатой сдержанности, задев какие-то глубоко упрятанные струны в его душе.

— Но я решил: не сдамся, пробьюсь, — продолжал Серков, стукнув кулаком по колену. — Высокую цель себе поставил. И кое-чего добился. Положение это горбом своим заработал и поколебать не дам, — с угрозой добавил он, нахмурясь, и вдруг улыбнулся. — Не пойму, чего это я вам исповедоваться начал. Видимо, чем-то берёте.

— Горе берёт, — всё так же сдержанно возразил Цветков.

Он себя сейчас чувствовал скованно и неуютно.

— Да, — покачал головой Серков и вздохнул. — Я и говорю: откуда у него всё это взялось? Я не про убийство… если даже так и окажется, — с усилием произнёс он и потянулся за новой сигаретой. — Я давно думаю, понимаете, — и, резко нажав на зажигалку, прикурил. — Ведь он, подлец, как сыр в масле катался. Мать надышаться на него не могла, бабка тоже. Это с жениной стороны. Моя-то матушка ско-оро за отцом ушла. Да. И вот старший сын человеком у меня стал, химик, кандидат наук. Ладно. Пусть так. Нашёл, значит, свою линию в жизни. А этот… Чёрт в нём сидит. Из дома уже не раз убегал. То где-то в Москве, по бабам болтается, а то махнёт аж в Снежинск. К тётке моей старой.

— В Снежинск? — переспросил Цветков.

— Ну да. Родная тётка моя там. Из Москвы её тогда… И приросла. Зову обратно, она ни в какую.

— Адрес её скажите на всякий случай, — попросил Цветков.

— Пожалуйста. Заовражная улица, восемь. Зотова Варвара Алексеевна. Не раз к ней удирал, то на неделю, то на две. Да ещё с приятелями. А там — воля им. Тётка тоже души в нём не чает. Выпивали, хулиганили, если уж откровенно сказать. Пока я его с милицией не возвращал. А они там, поначалу не разобравшись, хороших плюх ему надавали от души, в нарушение всех инструкций. Сами знаете. — Серков хохотнул.

— И от милиции приходилось защищать?

— Всё было, — с горькой иронией ответил Серков. — Стоит моей Людмиле в слёзы удариться… Вторая жена, любимая и молодая, — он усмехнулся. — разница-то у нас двадцать два года. Старший сын не её, от первой жены. Эх, и чего это я вам всё рассказываю? — снова удивился он. — Стены, что ли, у вас такие? Исповеди вам небось не раз слушать приходилось?

— Приходилось, — согласился Цветков, сам растревоженный этим неожиданным разговором и борясь с тайным желанием закурить.

— Да, вот и спрашивается, откуда он такой? — заключил Серков. Эта мысль не давала, видно, ему покоя.

— На такой вопрос легче вам самому ответить. Вы ведь специалист по воспитанию больше, чем мы тут, — серьёзно, без тени иронии ответил Цветков.

— Эх, Фёдор Кузьмич, легче всего, знаете, чужих воспитывать. А вот чего делать с собственным сыном, скажите?

— Вы знаете, как он жил последнее время, где, у кого?

— Знаю, что дома он не жил. Чужой человек стал, абсолютно чужой. И непонятный, вот ведь что. Мать гонялась за ним по всей Москве, шпионила, искала. То он где-то за городом жил, то у какой-то девчонки, то у приятеля.

— А как их зовут?

— Девчонку, кажется, Нина. Приятелей… Валерка, Генка, ещё кто-то, — неуверенно перечислил Серков. — Адрес этой Нины у нас есть. Валерка… этот, жена говорила, арестован за хулиганство. Генка… вот не помню. Если надо, я у жены могу спросить. А сам он устроился работать на какую-то базу лесоторговую, за городом.

— У вас деньги просил?

— Жена сама совала.

— А вы?

— Я… — Серков, стиснув зубы, поиграл крутыми желваками, лицо его стало каменно-суровым. — Я его выгнал и сказал, что у меня больше нет сына.

— Зачем же вы ко мне приехали? — сухо осведомился Цветков.

— А! Если бы не жена… — Он махнул рукой.

— Понятно, — кивнул Цветков и добавил: — Кстати, если супруга ваша дома, можно ей позвонить насчёт того Генки?

— Дома, конечно, — ответил Серков.

Он потянулся к телефону, набрал номер и, дождавшись, пока ответили сказал в трубку:

— Люда, я говорю от товарища Цветкова. Всё потом. А пока скажи, у тебя есть адрес того самого Генки, помнишь? — Он брезгливо поморщился. — Есть? Ну поищи. — И, оторвавшись от трубки, сказал Цветкову: — Сейчас найдёт. — И тут же снова в трубку — Ну давай. Я пишу.

Цветков придвинул ему бумагу и положил один из своих карандашей. Серков начал записывать, и Фёдор Кузьмич с удивлением узнал знакомый адрес, возле бассейна «Москва». Это было важное открытие. Ведь до сих пор по этому адресу ждали Олега Журавского. Впрочем, мнимого Олега Журавского. Следовательно… Но сейчас размышлять было некогда.

— Спасибо, Марлен Денисович, — сказал Цветков. — Возможно, это нам пригодится. А что касается вопросов «как?» и «почему?», то, я думаю, кое-что вам и самому ясно.

— Допустим. Но какая тут перспектива, Фёдор Кузьмич? По-дружески мне скажите, как говорится, не для протокола.

— Что вы имеете в виду? — сделал вид, что не понимает вопроса, Цветков.

— Ну, я имею в виду, каков выход из положения, что ли.