Я, как принимающая сторона, сел во главе стола — гостя и его секретаря, согласно этикету, разместил по правую руку. Слева сел переводчик. Ашот, Олег и Саня устроились на противоположном конце. Небольшой обмен любезностями и ритуальными вопросами, завершился трехчасовым разговором о делах. На следующее утро подписали контракт: мы обязались отправить алюминий в чушках со всеми документами двумя партиями в одесский порт, по шесть вагонов в каждой в течение трех месяцев. Работали по следующей схеме: получали полную предоплату за партию, на заводе нашему представителю отгружали состав, который шел до места назначения, где его принимал человек саудитов. Договорились, как и предсказывал Ашот на цене по двести тридцать долларов за тонну, из них двести перечислялись на счёт, тридцать отдавались наличкой. Директор «С. А. Инжиниринг», вытащил из портфеля и вручил пачку долларовсразу после подписания договора:

— Здесь двадцать одна шестьсот, — любезно подсказал он. — Сразу за всю партию. Мои немецкие знакомые вас хорошо отрекомендовали, господин Елизаров и я решил отдать вам кэш, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу.

— Благодарю вас, за доверие, господин Наджиб, сделаю все, чтобы его оправдать, — я учтиво поклонился.

Влада была занята работой и учебой, а я по-прежнему передвигался под усиленной охраной и к великому огорчению мамы временно ночевал в «Избушке лесника». Несколько раз созванивался с девушкой, присылал ей цветы домой, но встретиться удалось лишь раз у неё в квартире. Свидание получилось коротким, но ярким и страстным, мы очень соскучились по друг другу. Когда уезжал, заметил: девушка сильно огорчилась, хоть и старалась этого не показывать.

После отъезда арабов и выхода статей в СМИ срочных дел в Союзе не осталось. Можно было со спокойной душой лететь в Америку и реализовывать следующий этап большого плана.

* * *

В аэропорту Нью-Йорка меня и Анну встречала целая делегация. Сияющие во все тридцать два белоснежных зуба Майк Акопян и его папаша, неугомонный старикан Дженнингс, с горделиво распушенным седым венчиком, нервно покусывающий незажженную сигару и сияющая Джессика Дэвис, в облегающей юбке, демонстрирующей длинные стройные ножки.

После кратких приветствий и обмена любезностями, нас вывели к стоянке, а там уже стоял знакомый «линкольн-таун-кар» с почтительно открывшем дверцу Диего.

— Рад видеть вас снова мистер Елизаров, — учтиво поклонился водитель.

— Я тебя тоже, старина, — легко хлопнул водителя по белому кителю, галантно помог Анне сесть первой и погрузился за ней в полутьму просторного салона, раскинувшись на мягком кожаном диване. Майк залез последним, удобно устроившись на кресле напротив. Следом тронулись «империал» директора «А-Альянса» с водителем и Джессикой, и тойота-камри' бухгалтера. Старина Дженнигс сразу повернул к офису, а «империал» двигался сзади на расстоянии пятнадцати-двадцати метров.

— Ну что, Майк, как идут дела? — улыбнулся я.

— Нормально, — довольно прищурился директор «А-Альянса». — С «Детройтской тройкой» рассчитались. Подготовили и выбрали новую партию автомобилей. После того, как рассчитались, «Крайслер» и «Форд» согласились уменьшить размеры предоплаты. Наняли брокера — приятеля мистера Дженнингса — Эда Макконела. Я позже его представлю, старичок оказался настоящим кладом. Провернули несколько операций с покупкой и продажей акций, и фьючерсных контрактов. Заработали тысяч сто двадцать.

— Неплохо, — похвалил я. — А вложили сколько?

— Полмиллиона, — улыбнулся Майк. — Я бы не такими деньгами не рисковал, но старина Эд поклялся, что всё будет нормально, в любом случае в итоге останемся с прибылью. Очень непростой дедушка-пенсионер оказался. Связей куча, в свое время работал главой брокерского отдела «Чарльз Шваб энд Ко, Инк», занимающегося акциями и фьючерсными контрактами на рынке черных и цветных металлов. Ещё раньше помогал японцам, конкретно владельцам компании «Нобура» закрепиться на американском фондовом рынке. Знает множество чиновников, сенаторов, курирующих металлургию. На прямой лоббизм и слив данных они не идут, боятся тюремных сроков, но порой достаточно нескольких туманных намеков, чтобы понять грядущие колебания цен и действовать в правильном направлении. Я Макконелу по итогам его работы премию в десять тысяч выписал, так старик светился от радости как рождественская гирлянда. Знаешь, что самое смешное?

— Что? — прищурился я.

— Дед — миллионер, с шестизначным банковским счетом. И недвижимости у него хватает, в том числе коммерческой, я уже не говорю о вложениях в правильные акции, приносящие прибыль. На бирже поигрывает изредка в свое удовольствие, не напрягаясь. Ему именно адреналина не хватает, духа авантюризма, амбициозных задач и командной работы. Совсем закис у себя в техасском поместье, лошадок разводил, говорит, чувствовал себя старой развалиной. А тут ему интересное дело пообещали. Да ещё и работа вместе со старым корешем, с которым ещё в Гарварде сдружился. Макконел нашими средствами как шахматист фигурами распоряжается, а эта копеечная премия для него настоящее счастье, признание собственных заслуг, показатель, что он ещё что-то может. С Дженнигсом, они часто по вечерам в пабе сидят, виски попивают, о прошлом вспоминают. Иногда зависают в гостях друг у друга, в шахматы играют и вспоминают былые деньки. Бухгалтер как-то рассказывал, даже бывших однокурсниц пригласили, потанцевать и прошлое вспомнить.

— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, — перевел нашу поговорку на английский я. — А вообще Макконел, похоже, дедушка полезный.

— Главное, чтобы не перебарщивал, — усмехнулся директор. — Представляешь, оборзел настолько, что заключил пари со стариной Ником и хлопнул по попке мисс Дэвис.

— Это не пенсионеры, а старички-половые гангстеры, — ухмыльнулся в ответ я. — И что Джина?

— Она у нас девушка с юмором. Сначала, правда, разозлилась, охладила чересчур горячего старичка «кока-колой». Хорошо ещё, что бутылку об лысину не разбила. Потом правда отошла, погрозила пальчиком, посоветовала не перевозбуждаться, давление подскочит.

Я хмыкнул, вспомнив ситуацию лет через тридцать, когда феминизм, вместе с толерантностью к ЛБГТ и трансгендерам победно шествовал по всему «цивилизованному миру». Тогда бы Джина могла бы вполне отсудить у похотливого дедушки половину состояния. А потом на многочисленных телевизионных шоу, за крупный прайс с надрывом и слезами рассказывать о своих моральных страданиях, покрасневшем и безумно болевшем от «страшного удара» сморщенной старческой лапкой правом полупопии. Нет, всё таки есть своя прелесть в этом времени, феминистки и прочие «альтернативно сексуальные» граждане пока ещё не стали «элитой» современного западного общества.

— Они хоть потом помирились?

— Конечно, — кивнул директор. — Макконел ей цветы подарил и духи «Серджио Таччини», самый модный у девчонок аромат, заверил, что без всякой задней мысли, просто извинение. Джина