Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или оставить пока оружие зачехленным? В надежде на то, что похититель его не обыщет? И начать бой, только когда он, Дима, узнает, где его подруга, что с ней? И когда окажется с похитителем лицом к лицу?
Даже короткий период рефлексии оказался в сложившейся ситуации чрезмерным. Открылась дверь. На крыльцо вышел похититель. В его руках винтовка. По виду – многозарядное ружье «MP-154», производства Ижевского механического завода. Там Дима как-то был в командировке. Максимальное количество зарядов – шесть. Один выстрел уже прозвучал. Все эти мысли мгновенно проносятся в голове журналиста.
Убийца с ружьем почему-то одет в салатовый костюм практикующего хирурга. Левое плечо испачкано кровью. На похитителе нет ни шапочки, ни марлевой повязки, и Дима явственно видит в свете прожектора ежик коротко постриженных седых волос, жилистую шею, узкий провал рта. Глаза пусты – в них нет никакого выражения.
На вид человек в хирургическом костюме уже очень немолод – ему явно за пятьдесят, а то и под шестьдесят. Но Полуянов узнал его. Это он ускользнул от него на белом «Транзите» сутки назад. Он был запечатлен на последней ужасной видеозаписи.
Кроме того, он – бывший руководитель киношколы Воскресенский. Постаревший не на десять лет, прошедших с тех пор, как они виделись, а на все двадцать пять. Воскресенский – скончавшийся, по официальным данным, два года назад в тюрьме.
Оживший Димин кошмар.
Не переставая целиться журналисту в голову, преступник, обогнув стоявшего на коленях Полуянова, зашел ему за спину. Изо рта и от халата Воскресенского поднимался пар. Лицо было потным.
– Руки назад! За спину! – резко скомандовал он, одновременно упирая ствол ружья Диме в затылок.
Полуянов покорно опустил руки и завел их за спину. «Только бы он не обыскал меня! – мелькнуло в голове. – Только б не обыскал!»
– Голову вниз, руки поднять выше, сомкнуть их!
«Он приказывает, он командует, распоряжается – ничего общего с тем интеллигентом, что пришел ко мне в поисках правды десять лет назад».
По-прежнему упирая дуло в голову Диме, маньяк, орудуя одной правой рукой, неловко связал ему кисти за спиной скотчем. Однако крепость узла Дима пока проверять не стал.
– Встать! – резко прозвучала новая команда.
С трудом – со связанными за спиной руками – Полуянов поднялся с колен.
– Вперед! – ружье ткнулось журналисту в шею.
Он шагнул с крыльца внутрь дома. Прямо перед ним, в узком круглом бетонном колодце, вверх поднималась винтовая лестница.
– Пошел! Медленно!
Дима встал на железную ступеньку и безропотно начал подниматься по гремящей лестнице. Плечи зябко ощущали нацеленный сзади ствол.
«Итак, я стал еще одним пленником маньяка. Впрочем, он не обыскал меня. И мой пистолет по-прежнему ждет своего часа. И руки связаны не слишком крепко. Это означает хоть смутную, но надежду». Они достигли второго этажа.
– Вперед! – Дима получил удар дулом между лопаток. Подумалось: «А ему явно доставляет удовольствие помыкать людьми. За годы, проведенные в тюрьме, Воскресенский стал настоящим садистом».
Полуянов плечом распахнул дверь – и оказался в большой комнате, превращенной в некое подобие склада. Шикарный камин – в нем тлели угли – контрастировал со стоящим перед ним ободранным диваном. Куча стройматериалов посреди комнаты резала глаз на фоне плотных и дорогих портьер на окнах. Из дальнего окна тянуло ледяным ветром.
Однако убранство комнаты Дима отметил лишь краешком сознания – потому что у разбитого окна на полу ничком лежала Надя. Она не шевелилась.
Полуянов кинулся к ней через комнату – не думая о направленном ему в спину стволе, не думая о том, что может получить пулю.
Он бросился перед Надеждой на колени. Наклонился и дотронулся губами до виска. На виске отчетливо билась маленькая жилка. Изо рта вырывалось слабое дыхание. Надя была жива.
– Она просто спит, – снисходительно пояснил маньяк. – Отойди от нее. И сядь, не мельтеши.
Дима послушался. Он тяжело поднялся на ноги. Воскресенский стоял на пороге, по-прежнему направляя оружие в сторону Полуянова.
Единственным местом, где можно было усесться, оказался диван у камина. Журналист подошел к нему и – плюхнулся боком.
Похититель также сменил свою диспозицию. Он проследовал мимо камина, по пути подбросив в него пару поленьев, и встал у другого, неразбитого окна – по всей видимости, ведущего во двор.
– Ты оказался умнее, чем я думал, – философски заметил Воскресенский. – Ты нашел меня быстрей, чем я рассчитывал.
Сидя лицом к маньяку, Дима постарался, напрягая и ослабляя предплечья, растянуть скотч, стягивающий его запястья.
– Как ты догадался, что я жив? – спросил похититель, жадно рассматривая лицо журналиста.
«Главное – не злить его. Говорить мирно, спокойно и со всем соглашаться. Выигрывать время и стараться освободить руки. И тогда, может быть…»
– Ты сам, – чуть ли не раболепно начал Полуянов, – оставил мне наводки. – Теперь он пытался сдвинуть скотч с запястий пальцами и ногтями.
Реплика журналиста пришлась Воскресенскому по вкусу. Его лицо расплылось в холодной улыбке.
– В своей последней записи, – продолжал Дима, – ты сказал: «Только мертвецы выходят отсюда». Я сразу подумал о том, что где-то слышал эту фразу. Потом понял, откуда она. И проверил. Это из «Графа Монте-Кристо». Ее говорит Эдмон Дантес, когда собирается обменяться судьбой с умершим аббатом Фариа. Вот я и подумал, что ты – жив, просто с кем-то обменялся документами и биографией…
Похититель довольно хохотнул.
– Молодец!.. А раньше? В самой первой записи? Ты ничего не заметил?..
– Заметил, – кивнул журналист. Ему явно удалось ослабить путы, связывающие руки, однако до того, чтобы полностью освободить их, было еще далеко. – Но уже задним числом, после того, как просмотрел вторую запись.
– Ну, и что ты увидел там? – хитренько прищурился Воскресенский: его лицо стало точь-в-точь как у преподавателя, принимающего экзамен у любимого студента. «А он и вправду стал совсем безумным», – мелькнуло у Полуянова.
– Всю дорогу ты там цитируешь Шекспира. «Гамлета». И вдруг – строчки, которых у Шекспира нет:
«Пусть бог мщения уступит мне место, чтобы я покарал злых». Ведь это тоже цитата из «Графа Монте-Кристо», верно?
Маньяк захохотал, закинув голову. В его широко раскрытом рту стал виден недостаток зубов и тускло блеснули две стальные коронки. Дима теперь начал вращать кисти вокруг своей оси и очень надеялся, что похититель не заметит движения его плеч. Чтобы отвлечь его внимание, журналист продолжил:
– Ты ведь, словно Дантес с аббатом Фариа, обменялся судьбой с неким Кисленковым. Его похоронили в колонии под твоим именем. А ты – с его документами вышел на свободу… Наверное, тебе пришлось заплатить начальству колонии?