Когда визитеры уходили, Иоханн стал с ужасным криком рваться вслед за женщиной, но не смог за ней полететь, так как был привязан.

А как прошел день у Стёйвесанта? Правда, сегодня Господь послал чудесный денек? Такая дивная погода!

На следующий день на ферме Стёйвесанта состоялось совещание — десяток голландцев и англичан собрались, чтобы договориться о деталях передачи власти.

Присутствовали полковник Николс, Уинтроп и Ханкс в роли адъютанта последнего. Ханкс молчал. Когда, уже под вечер, собрание разошлось и участники начали разъезжаться, Стёйвесант жестом велел Ханксу остаться.

Они пошли в оранжерею. При виде Ханкса Иоханн распушился и зашипел. Стёйвесант успокоил его долькой сочного персика.

— Почему Николс с Уинтропом ни слова не сказали про вашего друга? — спросил Стёйвесант, кормя птицу.

— Я попросил губернатора Уинтропа не поднимать этот вопрос. А также не доводить его до сведения полковника Николса.

— А цареупийцы?

— Я попросил Уинтропа и про них ничего не говорить.

— Почему?

— Я решил, что это осложнит дело для вас.

Стёйвесант поразмыслил:

— Так Николс ничего не знает об этих людях?

— Только то, что они прячутся где-то в Новой Англии. Они его интересуют, конечно, но сейчас — не в первую очередь. Он занят другими делами.

— Да, — кивнул Стёйвесант. — Захватом моих земель.

— Я решил, что у вашего превосходительства и без того достаточно хлопот — обвинения в укрывательстве беглых английских цареубийц будут лишними. Как нам обоим известно, вы их не прятали. Их прятал ваш заместитель.

Стёйвесант предложил Иоханну еще кусочек персика.

— Чем я заслужил подобную заботу с вашей стороны, полковник?

— Вопрос скорее в том, чем вы можете за нее отплатить.

— А. Мистер Балтазар.

— Воистину.

— Ваш друг весьма разговорчив.

— Что делать, он наполовину француз.

— А с полковником Николсом он будет так же разговорчив?

— Я уверен, в сложившихся обстоятельствах я смогу его убедить, что молчание — добродетель.

Стёйвесант погладил Иоханна по голове.

— После упийства Кунца я приказал провести обыск. В каждом доме. В каждой комнате каждого дома. Никаких цареупийц не нашли.

— Я вам верю. Но все же король может рассердиться, если заподозрит, что вы укрывали палачей его отца.

Стёйвесант улыбнулся:

— И как же он меня накажет? Отберет у меня Новые Нидерланды?

— И верно.

— Сегодня утром во время обсуждения видели ли вы, как прибыл солдат и вручил мне письмо?

— Да.

— Знаете ли вы, что было в этом письме? Два человека только что вышли из города через ворота. Индеец со странными отметинами на лице. И еще мужчина с большими… этими… — Стёйвесант коснулся брови. — Мистер Балтазар дал нам их описание после убийства Кунца. Так что мы искали этих людей.

— Но, вы говорите, они… вышли из города?

— Да.

— Могу ли я узнать, почему их не арестовали? Они убили вашего заместителя.

— Кунц очень плохо сделал, что вступил в договоренность с такими людьми. И ему не следовало убивать моего солдата таким образом. Ян, убитый, он был хороший мальчик. Что я скажу его отцу и матери? Я должен буду им написать. Так что у меня нет ссоры с людьми, которые убили Кунца. Я рад от них избавиться.

Стёйвесант погладил попугая.

— Ваш друг ждет вас у ворот. Думаю, лучше будет, если вы оба покинете Новый Амстердам. Нью-Йорк. Я должен привыкнуть к новому названию. Нью-Йорк.

Старина Петрус повернулся, чтобы уйти. И сказал через плечо:

— Жена сказала мне, что с вами, когда вы привезли Иоханна, была женщина.

— Да.

— Похоже, она была добра к Иоханну. Скажите ей, что я благодарен. Прощайте, полковник Ханкс. Я надеюсь никогда больше вас не увидеть.

Балти и правда стоял у главных ворот — бледный, перевязанный, с остекленевшими глазами. При виде Ханкса он слегка приободрился.

Он очень мало знал о том, что произошло. Он помнил, как бормотал «Отче наш» у подножия виселицы. На верхней ступеньке лестницы он сделал глубокий вдох, закрыл глаза и стал ждать, когда палач его столкнет. Потом палач его схватил, а снизу стали кричать. Потом Балти открыл глаза и понял, что лежит на земле под виселицей. Странно. Его подняли и понесли. Он помнит, с каким ужасом подумал, что сейчас его будут хоронить. Значит, его за грехи послали в ад, и это — первое наказание. О, почему он не вел более добродетельную жизнь!

Но его несли не хоронить. Его вернули в камеру и заставили выпить большой стакан вина с сильным привкусом лауданума. Потом наступила тьма, и это было приятно.

— Что происходит, старик?

Ханкс объяснил. Когда он закончил, Балти без особых эмоций сказал «Ага», словно ему рассказали что-то не очень интересное.

— У тебя в голове туман от лауданума. Идем, нам надо торопиться.

Они помчались галопом — Ханкс вел лошадь Балти под уздцы. Они ехали на восток вдоль городской стены к реке, потом свернули на север, к парому.

Оказавшись на брёкеленском берегу, они направились к дому фермера, где теперь кишели английские солдаты и моряки.

Благодарна подбежала к Балти и обняла его. Ханкс оставил их в объятиях друг друга и пошел искать доктора Пелла.

Пелл в отличном расположении духа уже строил планы на распродажу своей земли — теперь-то уж точно принадлежащей к владениям Короны — волнам иммигрантов, которые скоро, несомненно, так и повалят селиться в Большой Новой Англии, или как там она будет называться.

Ханкс попросил у Пелла лодку. Ветер все еще дул с запада, шел прилив. К рассвету можно быть в Фэрфилде.

Доктор выпил немало пунша, празднуя победу. Зачем же Ханксу уезжать? Неужели он хочет пропустить торжества? Сегодня вечером будет настоящий пир, с огромным костром и…

Ханкс схватил Пелла за плечи:

— Мне нужна лодка. Немедленно.

Доктор Пелл вызвал одного из своих капитанов. Все будет устроено. Но как жаль, что вы пропустите торжества.

Балти и Благодарна сидели на том же месте, откуда чуть раньше Благодарна с Ханксом следили за казнью. Балти передал им слова Стёйвесанта: цареубийц нет в Новом Амстердаме, Джонс с индейцем покинули город лишь несколько часов назад по главной дороге. Пелл сейчас распоряжается насчет лодки. Если Ханкс и Балти уедут незамедлительно, у них есть шанс добраться до Фэрфилда к утру и перехватить Джонса с Покайся на королевском тракте.