— О нет… — Я трясу головой.

Несбит наполняет мой стакан. Меня взволновал не шрам, но последняя встреча с Жаме, что навсегда запечатлелась в мозгу. И первая встреча с Паркером: неправдоподобный человек, обыскивающий хижину, — свирепый, чужой, страшный.

— Это не из-за вашего шрама, — радостно сообщает Несбит. — Скорее от мысли, что у нее в проводниках такой ловкач с ножиком!

— Последние недели он совершенно не проявлял подобных склонностей. Он образцовый проводник. Быть может, и вправду, как вы говорите, всему виной был ром. Сейчас он не пьет.

Я говорю себе, что Стюарт, возможно, лжет. Я смотрю ему в глаза, пытаясь заглянуть в душу. Но он выглядит вполне искренним и сердечным, с ностальгией вспоминает былые времена.

— Приятно слышать, что есть люди, способные учиться на собственных ошибках, а, Фрэнк?

— Вот именно, — бормочу я. — Побольше бы таких.

Потом, у себя комнате, я сижу, одетая, в кресле, чтобы не уснуть. Ничего я не хочу больше, чем тут же лечь и предаться забвению. Но я не могу, да и не уверена, что забудусь; честно говоря, я в панике. Я хочу расспросить Паркера о Стюарте, об их прошлом, но не хочу его будить. Не хочу или боюсь. Вставшая перед глазами картина повергла меня в ужас. Я и забыла, как при виде Паркера по спине у меня побежали мурашки; каким зверским и чуждым предстал он передо мной. Нет, я, конечно, не забыла нашу встречу, я забыла только свое первое впечатление. Как странно подчас происходят знакомства.

Но я действительно его не знаю. В его защиту говорит то, что он не стал скрывать их былое знакомство, но, возможно, лишь предвосхищая неизбежное: двойной блеф.

Мои глаза давно привыкли к темноте, а снег испускает тусклый рассеянный свет, достаточный, чтобы разобрать дорогу, когда я снова выхожу в коридор. Я чуть слышно стучу в дверь, а потом вхожу и закрываю ее за собой. Мне кажется, что я бесшумна, но он совершенно прямо садится в постели и восклицает:

— Боже мой… Нет! Уходите!

Он кажется напуганным и разгневанным.

— Мистер Муди, это я, миссис Росс.

— Что? Какого черта?

Он нащупывает спички и зажигает свечу. Когда лицо его выплывает из темноты, он уже в очках, и выпученные глаза выпрыгивают из орбит.

— Прошу прощения, я не хотела вас напугать.

— А какого черта вы хотели, врываясь сюда среди ночи?

Я ожидала удивления, недовольства, но не такой исступленной ярости.

— Я должна была с кем-то поговорить. Пожалуйста… это недолго.

— Я думал, вы говорите с Паркером.

Что-то такое в его тоне… не могу понять, что именно. Я сажусь в единственное кресло, отодвинув какие-то его вещи.

— Я не знаю, что и думать, и нам нужно обсудить все это.

— А до утра подождать нельзя?

— Они не хотят, чтобы мы оставались одни. Разве вы не чувствуете?

— Нет.

— Ну… я говорила вам, что подслушала Несбита, а потом вошел Оливье, так что мы не смогли продолжить.

— И что?

Голос его все еще звенит от злости, но теперь он куда менее напуган. Как будто боялся, что вошла не я, а кто-то другой.

— Разве это не значит, что они хотели бы скрыть от нас какие-то свои дела? А поскольку мы идем по следу убийцы, эти вещи могут быть связаны между собой.

Он смотрит на меня с нескрываемым раздражением. Но не выгоняет.

— Стюарт утверждает, что в последнее время в форт никто не приходил.

— Возможно, это не был чужой.

— Вы подозреваете кого-то из здешних обитателей?

Похоже, его возмущает сама мысль подозревать кого-то из служащих Компании.

— Вполне возможно. Кто-то, известный Несбиту. А Стюарт может ничего об этом не знать.

Муди пялится в угол, за мое левое ухо.

— Мне кажется, было бы лучше играть по-честному. Если бы мы рассказали им всю правду о причине нашего здесь появления, а не вашу нелепую историю.

— Но кто-то уже нас подозревает. Похоже, стоило нам упомянуть, что мы идем по чьему-то следу, как они сразу насторожились. Несбит угрожал женщине — мне кажется, Норе, — если она о ком-то расскажет. Зачем ему это надо?

— Могут быть самые разные причины. Мне казалось, вы не поняли, кто это был.

— Я действительно ее не видела, но у Норы… у Норы и Несбита… любовная связь.

— Что? С этой служанкой?

Муди поражен до глубины души. Но скорее потому, что речь идет о приземистой, непривлекательной Норе, а не из-за неподобающего поведения самого Несбита. Такое бывает сплошь и рядом. Он поджимает губы, возможно обдумывая содержание будущего донесения.

— Откуда вы знаете?

— Я их видела.

Мне не хочется рассказывать ему, что я видела их, рыская в ночи по форту, а он, к счастью, не спрашивает.

— Что ж… она вдова.

— Вот как?

— Одного из здешних перевозчиков. Собачья работа.

— Я не знала. — (Похоже, служащие Компании выбрали себе опасную профессию.) — Я просто хотела сказать, что мы должны задавать людям вопросы… не посвящая их в суть дела.

Говоря это, я гадаю, как мы умудримся осуществить это на практике. Муди мои слова не слишком впечатляют. Должна признать, план не блестящий, но на большее я не способна.

— Что ж, если это все…

Он бросает многозначительный взгляд на дверь. Я думаю, стоит ли говорить Муди о шраме на руке Стюарта, но он не доверяет Паркеру и вполне может поинтересоваться, как Паркер оказался в Дав-Ривер. А мне сейчас вовсе не хочется отвечать на подобные вопросы.

— Я действительно должен немного поспать. — говорит он. — Если вы не возражаете.

— Конечно. Благодарю вас.

Я встаю. Он выглядит как-то меньше, съежившись под постельным бельем. Моложе и уязвимее.

— Вы совсем измучились, — говорю. — Нашелся кто-нибудь ухаживать за вашими волдырями? Уверена, здесь есть кто-то с медицинскими познаниями…

Муди вцепляется в одеяло и тянет его под подбородок, как будто я иду на него с топором.

— Да. Пожалуйста, только уходите! Ради бога, мне нужно немного поспать…

Как оказалось, разговоры со служащими пришлось отложить, потому что, когда мы встали, большинства из них уже не было. Джордж Каммингс, Питер Иглз, Уильям Черное Перо и Кеновас — другими словами, все взрослые не белые мужчины, которые жили и работали в Ганновер-Хаусе, за исключением одного только Оливье, — отправились на поиски тела Нипапаниса. Они вышли на рассвете, совершенно бесшумно, пешком. Даже тот человек, которого мы увидели здесь первым, беспробудно пьяный Арно (оказавшийся караульным), даже он протрезвел от горя и присоединился к поисковому отряду.