— Простите, но вы неправы, сэр. Пока вы не спросили про мой рост и глаза, я бы не подумал, что с ними что-то не так, сэр.

— Ага! — возликовал хозяин. — А теперь будете думать!

— Не буду, сэр, — возразил камердинер и тут же продемонстрировал то, чему научился за месяцы службы: — Вы были неубедительны.

Криптозоолог сдулся, и на несколько минут вокруг него образовалась почти осязаемая стена гнетущего молчания.

— Нарколепсия! — наконец победоносно воскликнул он. — Вот ваш комплекс! И не вздумайте отпираться!

Глядя на восстановленное душевное равновесие хозяина, Лутфи некоторое время поколебался, стоит ли отвечать, но потом не выдержал.

— Я бы ее так не назвал, сэр. Вы же не назовете комплексом аллергию.

— В последнее время с вами абсолютно невозможно нормально поговорить, Кусаев, — заворчал сэр Бенедикт и зачем-то полез в самое дальнее отделение гардероба.

На некоторое время он почти целиком скрылся из виду, а затем появился из-за створки, держа в руках стопку одежды белого цвета, и торжественно вручил ее Лутфи.

— Эту форму надо привести в порядок к завтрашнему дню.

— Вы собираетесь надеть ее, сэр? — спросил Кусаев, скептически ощупывая ткань. С самого первого момента своего появления в этом доме ему не приходилось держать в руках костюм хозяина, который по оттенку был бы светлее угля.

— Нет, я буду бегать по полю в смокинге, а формой размахивать. Конечно, я собираюсь ее надеть!

Следующее утро выдалось и вовсе удивительным. Сэр Бенедикт вышел к завтраку в белых свободных брюках, белой рубашке и положил рядом с собой на стол щеголеватое белое кепи. Единственным черным элементом его поразительного костюма оказался лихо повязанный шейный платок.

Вызвав с кухни горничную, криптозоолог непререкаемым тоном потребовал более не подавать к столу сладкой сдобы.

— В доме английского джентльмена и спортсмэна это совершенно недопустимо! — сказал он, как и в первое утро своего вселения в дом на Пекарском. С тех пор много воды утекло, и Глашин талант в выпечке, казалось, смягчил криптозоолога в этом вопросе, но вот вдруг снова что-то пошло не так.

— У барина голодный бред, — шепотом сказала Анфисе Ксаверьевне обиженная горничная, убирая со стола грушевый пирог. — Опять вожжа под хвост попала…

Дождавшись, когда оглушенные видом белых одежд Глафира и Лут выйдут, Анфиса Ксаверьевна протянула сэру Бенедикту запечатанный конверт.

— Пришло с утренней почтой.

Брут стремительно побледнел, потом порозовел и бросил взгляд на лицо своей домовладелицы, пытаясь понять, заметила ли та, что на конверте значится имя некоего Венедикта Брюшкова, проживающего в Пекарском переулке, 21б.

— Бенедикт, неужели вы думаете, что я отвернусь от вас всего лишь из-за одной буквы в имени? — разрушила его хрупкие надежды Анфиса Ксаверьевна. — До сегодняшнего дня у меня были причины гораздо весомее. К тому же я знала об этом и без письма, вы весьма опрометчиво познакомили меня с Порфирием Аверьяновичем…

— …а полицейские приставы не менее любознательны, чем одинокие квартирные хозяйки… — продолжил за нее Брут, уже обретший почву под ногами, но все еще досадующий на себя за то, что необдуманно выдал свой адрес бывшему сокурснику.

Чтобы не продолжать щекотливый разговор, доктор быстро вскрыл конверт и обнаружил в нем следующее лаконичное послание: «Игра завтра в одиннадцать, я заеду за тобой в девять на разминку. И похвастаюсь своим моторвагеном. Аполлон».

«С чего бы такая услужливость? Не проще ли было написать место встречи?» — раздраженно подумал про себя сэр Бенедикт, а вслух заорал так, что оглушил не успевшую вовремя скрыться из комнаты Анфису Ксаверьевну: — Кусаев, несите биту и мяч!

— Кусаев, вы что, третий день как с пальмы слезли? Не бананы палкой сшибаете! — Сэр Бенедикт вот уже полчаса орал на своего слугу в эдаком роде, сначала заставив того кидать мяч, а затем его отбивать. — Еще!

Лут замахнулся битой и снова не попал по мячу, в этот раз тоже специально. Он выжидал, когда хозяину надоест. И если этого не случится в ближайшие пятнадцать минут, у смышленого парня была припасена отрепетированная сценка с очередным приступом нарколепсии.

— Ладно, ладно, передохните немного, — поспешно сказал криптозоолог, видя, что слуга начал показательно позевывать. — Такой темп не для новичка. А я вам пока расскажу о правилах игры.

Сэр Бенедикт принялся с энтузиазмом чертить веточкой на земле продолговатую схему.

— Это поле для крикета. Оно называется питчем. Вот здесь и здесь кризы — линии разметки. За ними калитки. Про игроков вы уже знаете… что еще… Количество иннингов, подач, определяется командами перед игрой. Самый сложный вид матчей в крикете — это тестовый. Он состоит из целых четырех иннингов! Только представьте себе! И может длиться… Кусаев! Кусаев, вы слушаете? Ну что же вы, Кусаев…

Разочарованию криптозоолога не было предела. Он пару раз толкнул в плечо прислонившегося к дереву слугу и обиженно вздохнул.

Если вы думаете, что после добровольного выпадения из строя своего неспортивного камердинера сэр Бенедикт успокоился, то напрасно. Криптозоолог оттащил Кусаева на садовую скамеечку, а сам выбежал на улицу и, с немалым трудом поймав за фартук дворника Сильвестра, за двадцать копеек уговорил его покидать в «демона проклятого, тьфу, изыди», то есть в себя, кожаный мяч.

Уже через пять минут и столько же надбавленных копеек Сильвестр покорно кидал мяч и раз от разу все чаще сбивался с «демона» на «ваше благородие» — тоже невесть какая птица, но несомненное повышение. Хотя надо признать, что снаряд дворник бросал истово, со всем пониманием спортивного интереса, так что сэру Бенедикту все труднее становилось посылать его в импровизированный викет и все реже удавалось пробежаться.

К тому моменту, когда Лутфи счел возможным очнуться, компанию криптозоологу составлял не только Сильвестр, но и Аристарх Бредихин, который частенько захаживал к их соседям, в клуб «Зов вечности», но не по спиритическим, а по сердечным делам. Все трое кричали и азартно вытаптывали лужайку по-за домом, пока обеспокоенная сохранностью своего цветника Анфиса Ксаверьевна не вынесла уставшим спортсменам молока — что и послужило причиной счастливого «воскрешения» хитрого камердинера.

IV

В день матча Аполлон умудрился опоздать на целых пятнадцать минут. К моменту его появления сэр Бенедикт уже дежурил за портьерой кабинета и даже один раз выгнал Лутфи проверить, не видно ли с улицы спортивной фигуры хозяина, истонченного злокозненной диетой.

Но вот в воздухе раздалось характерное тарахтение и поскрипывание, и в Пекарском переулке впервые за всю его долгую и бурную историю появился тот самый загадочный моторваген, упомянутый в записке банкира.

Чудо техники обладало тремя велосипедными колесами, кожаным сиденьем на пружинах и хромированными рычагами, поблескивавшими на солнце. Правил сей колесницей, конечно же, Аполлон, облаченный в белый спортивный костюм, необыкновенно ему шедший, белый же длинный шарф и фантастические окуляры, прибавившие бы значительности и менее импозантной личности. Кепи на молодом мужчине не было, головной убор явно входил в противоречие со стремлением продемонстрировать окружающим свою замечательную шевелюру.