оплот против разрушительных сил современного мира. Как говорится в "Некоторых мыслях", в эпоху растущей механизации, когда вспаханные поля зачищают под муниципальное жилье, а реки перекачивают сточными водами, сохранение детской любви к деревьям, рыбам и бабочкам делает мирное и достойное будущее немного более вероятным. Джордж Боулинг, воспевая радость рыбалки в книге "Coming Up for Air", заходит так далеко, что помещает эту оппозицию в сам язык. Он считает, что в названиях английской крупной рыбы есть "своего рода умиротворение". "Плотва, красноперка, уклея, уклейка, барбель, лещ, пескарь, щука, голавль, карп, линь. Это солидные названия. Люди, которые их придумывали, не слышали о пулеметах, не жили в страхе перед мешком и не проводили время, поедая аспирин, посещая картины и думая, как уберечься от концлагеря". Рыба, судя по всему, является своего рода духовным знаком.

С другой стороны, чувства Оруэлла к природе были неразрывно связаны с его чувствами к женщинам. Его друг Тоско Файвел отмечал, что он был склонен "отпускать себя" стилистически, когда эти два чувства сходились вместе, а одной из ключевых концепций "Девятнадцати восьмидесяти четырех" является идея Золотой страны, где Уинстон и Джулия могут быть самими собой, вдали от мира телеэкранов и бдительных властей. Джасинта, которая видела себя в Джулии, однажды пожаловалась, что место их встречи в лощине, полной голубых колокольчиков, связано с конкретным лесом в Тиклетоне, Шропшир, но более вероятно, что "Золотая страна" основана на воспоминаниях Оруэлла о поездках по сельской местности Саффолка с Элеонорой и Брендой.

Или есть жизненно важное значение той параллельной дорожки в воображении Оруэлла, на которой природа и женщины сходятся в Бернхэм Бичес. Его письма к Элеоноре и Бренде изобилуют планами свиданий среди зелени Бакингемшира. "Было бы лучше всего, если бы мы поехали куда-нибудь, где есть лес... например, в Бернхэм Бичес", - говорится в записке Элеоноре от июня 1933 года. Незадолго до этого он напомнил Бренде, что "в Бернхэм Бичес было так хорошо, и я хотел бы поехать туда снова, когда деревья распустятся". Стоит задуматься, что думали женщины, которых заманивали в этот лесной уголок, о месте ухаживания Оруэлла, и не предпочли ли они в конце концов отправиться куда-нибудь еще. Но Оруэлл был неумолим. О том, что значило для него это место, можно судить по его переносу в неромантические ситуации. Где, в конце концов, Дороти в романе "Дочь священнослужителя" могла бы съесть свой обед на Рождество, как не "в лесу неподалеку от Бернхема, у большого шишковатого букового дерева"? Вы подозреваете, что Оруэлл и сам когда-то поступил так же.

Какими бы страстными ни были размышления Оруэлла о форелевых ручьях, лесах с голубыми колокольчиками и хищных птицах, преследующих верховья Юры, в них нет ничего сентиментального. Как человек, проводивший большую часть своего свободного времени, ухаживая за животными в небольшом хозяйстве в Уоллингтоне или на ферме в Барнхилле, он мог быть ужасно приземленным в вопросах, стоящих на повестке дня. Кормя газель в городском парке Марракеша, он отмечает, что газели - "это единственные животные, которые выглядят достаточно хорошо, чтобы есть их еще живыми, на самом деле на их задние конечности невозможно смотреть без мысли о мятном соусе". В это же время он писал письма домой своему другу Джеку Коммону, которого оставил за главного по животноводству. Прошла ли уже случка Мюриэл, спрашивал он в одном из писем. Кстати, если тебе доведется наблюдать, это зрелище будет не очень приятным". Однако помимо крыс был один вид животных, которому он не мог протянуть руку дружбы. Свиньи, сообщил он корреспонденту из Юры, были "отвратительными скотами". Что касается особи, которую сейчас разводят в Барнхилле, то "мы не можем дождаться, когда она пойдет к мяснику".

Глава 12. За прилавком

 

Я очень счастлива здесь, за исключением того, что я ненавижу Лондон.

Письмо Элеоноре Жак, 20 января 1935 года

 

Ему нравилось, когда женщины были интересными и умными, но я думаю, ему было трудно принять, что они могут отдать столько же, сколько получили.

Кей Экевалл

 

Booklovers' Corner, запомнившийся Оруэллу как стоящий "точно на границе между Хэмпстедом и Кэмден Тауном" и "посещаемый всеми типами, от баронетов до кондукторов автобусов", увековечен в его эссе "Воспоминания о книжном магазине", которое появилось в Fortnightly Review через девять месяцев после того, как он подал заявление. Это одно из самых характерных произведений Оруэлла, полное привлекающих внимание социальных и профессиональных деталей и в то же время насыщенное гротескными обобщениями. Особым бичом недавно вышедшего на пенсию продавца являются надоедливые звонки - неясные старушки, требующие издания, единственным отличительным признаком которых является их красная обложка, "разложившийся человек, пахнущий старыми хлебными корками", стремящийся избавиться от бесполезного хлама (двое из них появляются в "Keep the Aspidistra Flying" с заплесневелым изданием романов Шарлотты М. Йонге) и глубокомысленные фантазеры, заказывающие большое количество книг, за которые они не собираются платить. Есть и другие жалобы на плачевный вкус как покупателей книг, так и посетителей небольшой библиотеки магазина, а также на низкую температуру ("зимой в книжном магазине ужасно холодно, потому что если слишком тепло, окна запотевают, а книготорговец живет за счет своих окон"). Мог ли автор "Воспоминаний о книжном магазине" представить себе будущее в этой профессии? Нет, решил он, потому что "когда я был в ней, я потерял свою любовь к книгам".

На самом деле, эти подробно описанные недостатки сильно преувеличены. Письма Оруэлла осенью 1934 года и весной 1935 года показывают, что среда букинистической торговли - время, проведенное за прилавком, общение с покупателями или поездки за покупками - была той средой, в которой он чувствовал себя как дома, особенно если сравнивать ее с тем, что было раньше. В конце ноября в письме к Рене Раймбо, своему переводчику на французский язык, он признался: "В настоящее время я работаю в книжном магазине. Эта работа подходит мне гораздо больше, чем преподавание". Это новое занятие было настолько конгениальным, что, похоже, он всерьез задумался о создании собственного предприятия. "Я бы очень хотел иметь капитал, чтобы открыть свой собственный книжный магазин", - с тоской сообщил он Элеоноре; 700 или даже 500 фунтов стерлингов было бы достаточно, объяснил он Бренде. С таким же энтузиазмом он отзывался о своем жилье в просторной квартире в особняке своих работодателей на соседней Понд-стрит. Если городские пейзажи северо-запада Лондона были непривлекательными ("Это самый унылый район, - заверил он Элеонору, - но поскольку я довольно занят, это не имеет большого значения"), то доминирующим был