Стоявшая у двери Ляля не успела освободить дорогу и, получив хороший пинок, растянулась на полу.

Слезы брызнули фонтаном, жалобный детский крик пронзил воздух. Но ведьма не обратила на это ни малейшего внимания. Вытащив из холодильника кастрюли с едой, она жадно набросилась на их содержимое. Ела ведьма точно зверь, загребая еду руками, урча и чавкая.

Ляля с расквашенным носиком, из которого сочилась кровь, выла на полу. В этот самый момент на станцию вернулся Чубайс.

— Люда, что случилось?! — воскликнул он, увидев жену, доедавшую вчерашний суп прямо из кастрюли. — Почему ребенок плачет?

— Папа, папочка! — закричала Ляля, поднимаясь с пола. Увидев окровавленную мордашку девочки, Чубайс подхватил ее на руки, отнес в душевую и осторожно умыл.

— Сильно болит, доченька?

— Уже нет.

— Ну, ничего страшного, расшибла немножко носик, до свадьбы заживет. А как это случилось?

— Мама меня толкнула.

— Мама?! — изумился Чубайс. Люда души не чаяла в дочке и оберегала ее от малейшей опасности. Она бы скорее дала отрубить себе руку, чем толкнула ребенка.

— Мама купалась в речке, а потом сильно захотела есть и побежала домой. Я тоже съела «Бамбу» и побежала за мамой. А потом… потом я помешала ей пройти на кухню, вот она и толкнула меня изо всех сил.

Чубайс слушал Лялю с нарастающим удивлением. Это настолько не походило на Люду, что он оставил ребенка и поспешил на кухню.

— Эй, подруга, что с тобой происходит? — спросил он и, приблизившись к жене, протянул руку, чтобы сорвать с ее лица косынку. Но Люда ловко уклонилась и ударила мужа кулаком в грудь так, что тот отлетел к дверям.

— Кончай жрать, как свинья, и немедленно сними эту дебильную косынку! — заорал Чубайс. — Ребенок весь в крови, а ты брюхо набиваешь! А ну… — рассвирепев от собственных слов, он бросился на жену. Кулак, который встретил его на полдороге, походил на железный толкач.

Чубайс очнулся на полу. Голова болела, во рту было солоно от крови. Люда продолжала жрать, пустые кастрюли громоздились на столе. И тут до Чубайса наконец дошло, что дело плохо. Что-то случилось с его женой, что-то непонятное и страшное.

— Людочка, милая, — он осторожно приблизился к жене, облизывающей пальцы. — Что случилось, расскажи! Тебя кто-то обидел?

Вместо ответа из-под косынки раздался хохот. Ужасный, угрожающий хохот, напоминающий скорее рев животного или завывание дикого зверя. Тяжелой поступью Людмила двинулась к выходу. Чубайс посторонился.

«Как она странно ходит, — подумал он. — Будто манекен. О Господи, что же тут произошло?!»

Ведьма вышла из домика и огляделась. Заметив сено для пони, сложенное под навесом, она устремилась к нему, взобралась на самый верх копны, зарылась поглубже и затихла.

— А где мама купалась? — спросил Чубайс у девочки. — Прямо в реке?

— Нет, в купальне. Она внутрь зашла, а я сидела на берегу и ела «Бамбу».

— Всю съела?

— Всю, до крошечки!

— Вот тебе еще! — Чубайс достал из кухонного шкафчика припрятанный Людой пакетик, надорвал упаковку и отдал Ляле. — Пойдем, прогуляемся до купальни.

Ему почему-то казалось, что несчастье связано с Иорданом. От суши он не ожидал подвоха, но мутная субстанция реки казалась ему опасной и ненадежной. Чубайс смотрел на быстро несущуюся воду с почти суеверным страхом. Иордан представлялся живым существом, гибким голодным зверем, мечущимся в клетке берегов.

Его подозрения подтвердились. Заглянув в купальню, Чубайс сразу понял, что произошло. Часть ограждения рухнула, подмытая течением, обломок доски ударил Люду по голове, и разум ее померк. А возможно, обошлось и без удара, она сильно испугалась, и то, что сейчас происходит, последствия пережитого шока.

Крепко держа дочку за руку. Чубайс поспешил домой. Темнело, сумерки важно наплывали на Иордан, серый туман стелился вдоль реки, оттеняя грустно-фиолетовые краски вечера.

«Надо еще раз поговорить», — решил Чубайс. Взяв фонарик, он подошел к стогу и стал шарить внутри сена, приговаривая:

— Людочка, это я, не бойся, все хорошо, я здесь, я с тобой.

Внезапно из сена высунулась рука, вырвала фонарик и резким движением отбросила его далеко в сторону, а затем раздался уже знакомый Чубайсу то ли рев, то ли хохот.

По его спине побежали мурашки. Нет, он не испугался, разве может мужчина бояться собственной жены?! Что-то давно забытое шевельнулось в его душе, смутная тень прошлого, опасная, тревожная тень мелькнула на краю сознания.

— Ладно, — миролюбиво произнес Чубайс. — Не хочешь говорить, не надо. Поспи себе до утра.

Он поднял фонарик и пошел к домику, надеясь, что благотворное действие сна целительно воздействует на помутившийся разум его несчастной жены.

Чубайс уложил Лялю в кроватку, поцеловал и хотел было погасить свет и выйти, но девочка захныкала:

— Папа, я боюсь! Папа, не оставляй меня одну!

Он сидел возле кроватки, хмурый, как осенняя туча, и долго пытался увязать в голове причины и следствия. Свалившееся несчастье было столь красноречивым, что его понимание вот-вот должно было само сорваться с языка. Разгадка крылась рядом, за одним поворотом стены, но он никак не мог преодолеть этот поворот.

Предупреждение Рашуля не раз и не два приходило Чубайсу в голову, но он сразу отбивал его в сторону, как хоккеист шайбу. Не было никакой связи между прогнившими досками купальни и договором на аренду. Ни-ка-кой!

Ляля лежала молча, крепко вцепившись в руку отца и посапывая разбитым носиком. Когда Чубайс уже решил, что она уснула, и начал потихоньку высвобождать пальцы, девочка спросила совершенно ясным голосом:

— Папа, почему мама со мной не разговаривает?

— Она заболела.

— Когда?

— Когда купалась. Ты видела, что купальня поломалась?

— Видела.

— Мама сильно испугалась и заболела.

— Ты завтра повезешь ее к доктору?

— Да. Или доктора к ней. Посмотрим, как получится.

— А я и не знала, что мама такая трусиха.

— Я тоже не знал. Спи, девочка.

Ляля уснула. Чубайс вышел из домика, уселся на влажном от росы крыльце и долго курил, вглядываясь в ночное небо и прислушиваясь. Он пытался уловить дыхание жены, но до навеса с сеном было слишком далеко.

Рано утром, когда Чубайс и Ляля еще лежали в постелях, ведьма ворвалась в домик, с грохотом распахнула холодильник, крепко ударив дверцу о стул, выгребла остатки съестного и принялась пожирать.

— Люда, Люда, — издалека, не решаясь переступить порог кухни, позвал ее подскочивший с постели Чубайс, но ответа не удостоился.

— Мамочка! — крикнула Ляля. — Ты повезешь меня в садик?

Опустошив холодильник, ведьма начала рыться в шкафчиках. Все шло в ход: сухие макароны, томатная паста, печенье, крупы. Пакетики с быстрорастворимыми супами она, надорвав, высыпала прямо в рот. Чубайс только головой качал от изумления.

Насытившись, ведьма