Кабрильо потер руки, восстанавливая кровообращение. Проверил состояние батарей, убедился, что энергии более чем достаточно, но повышать обогрев не стал. Он предпочитал подольше обследовать дно в сегодняшнем плавании, чем повторять все это завтра.

Первый признак того, что эти воды обитаемы, они увидели, когда у акрилового иллюминатора появился морской леопард. Он сделал перед ними пируэт – за его телом тянулась цепочка пузырей – и исчез так же внезапно, как появился.

– Красавчик, – заметила Линда.

– Пингвины с тобой не согласятся.

Хуан смотрел на показания профиломера – прибора, показывающего очертания дна. Склон, над которым они плыли, с приближением к берегу выравнивался, хотя до суши оставалось три мили.

– Тпру! – воскликнула Линда.

– Что у тебя?

– Только что – большой скачок показаний магнитометра с правого борта.

Кабрильо повернул штурвал, похожий на самолетный, и подводная лодка резко повернула направо – не так изящно, как тюлень, но гораздо послушнее, чем большой «Номад».

– Проверь гидролокатор, – приказал Хуан.

Прямо перед ними находилось то, что электронный прибор воспринимал как сплошную стену длиной триста восемьдесят футов и высотой сорок футов. До нее оставалось триста ярдов – все еще слишком много при плохом освещении. Они приближались под ровное урчание моторов. Когда оставалось пятьдесят футов, Хуан включил прожекторы, смонтированные на корпусе.

Тамара, ахнув, зажала рот руками. Через несколько секунд по ее гладким щекам потекли слезы.

Хуан, хотя он не посвятил этим поискам всю жизнь, тоже не мог сдержать чувств, глядя через годы и расстояния на огромный корпус китайского корабля, лежащий на дне моря Беллинсгаузена.

Мачты давно исчезли, скорее всего, сломанные проходящими айсбергами, а прямо под границей медной обшивки корпуса виднелось огромное отверстие. Во всех прочих отношениях корабль выглядел пригодным к плаванию. Из-за низкой солености и низкой температуры в этих широтах было мало живых организмов, способных разлагать древесину. Даже в безводной пустыне корабль не мог бы сохраниться лучше.

Прямо над ватерлинией виднелись десятки портов. Хуан спросил о них, усомнившись, что это окна.

– Для весел, – ответила Тамара. – Кораблю такого размера, вероятно, нужны не менее двадцати весел с каждого борта, и у каждого весла по меньшей мере два гребца, иногда три. Тут, наверняка, было шесть или семь мачт с квадратными парусами, как у всех джонок.

Подойдя еще ближе, они увидели, что длинная надстройка, шедшая почти вдоль всего судна, выкрашена в ярко-желтый цвет с красной каймой, и украшена архитектурными деталями, напоминающими о пагодах.

– Император, должно быть, настоял, чтобы его корабли были как можно наряднее, – продолжала Тамара, – чтобы показать богатство и просвещенность его империи. Работать над таким кораблем разрешалось только лучшим мастерам и художникам.

– И вы говорите, он был нагружен сокровищами? – спросила Линда.

– Вы сами показывали мне слиток золота. И куски нефрита.

– Моряк, переживший затопление и умерший поблизости от станции «Уилсон/Джордж», должно быть, прихватил их из корабельных запасов, – сказал Хуан и стремительно увел лодку, вверх и вперед, над огромным кораблем. – Возможно, тогда прионы еще не подействовали в полной мере и у него сохранялся разум. Доктор Хаксли подтвердила, что и китайская мумия, и тело Энди Гэнгла насыщены прионами.

На носу стояли две большие пушки в форме драконов, увеличенные версии пистолета, который они нашли рядом с трупом Гэнгла. На них было так мало ила, что Хуан видел зубы дракона, выгравированные вокруг жерла, и крылья, вырезанные вдоль ствола.

Кормовая палуба была на три этажа выше носа, а прямо посередине возвышалась квадратная надстройка с изящной покатой крышей. Тамара показала на нее.

– Это для капитана.

– Каюта?

– Скорее административный офис.

Хуан снова увел лодку на глубину, а потом вверх, туда, где адмирал Цай расположил взрывчатку, уничтожившую корабль и убившую его злополучный экипаж. Ксеноновые лампы превратили ту небольшую часть корабельного нутра, которую они могли видеть, в четкий рельеф. Палуба была деревянная, стены тоже. Помещение, в которое они заглядывали, – слишком велико, чтобы видеть его дальнюю стену; в нем стоял целый лес поддерживающих стоек. Их было слишком много, и Тамара первая поняла, на что они смотрят.

– Это одно из помещений, где спали моряки. Они подвешивали к стойкам свои гамаки.

Хуан добавил:

– В двадцатом веке по-прежнему поступают так же, по крайней мере на военных кораблях.

– Поразительно! – выдохнула Тамара с округлившимися от удивления глазами.

– А теперь плохие новости, – сказал Хуан. Тамара остро посмотрела на него. – Нам придется его уничтожить. Я взял вас с собой, чтобы вы увидели его своими глазами, но нельзя позволить китайцам найти корабль.

– Но…

– Никаких но. Простите. Убедив аргентинцев, что в их интересах отказаться от своих здешних планов, мы не можем оставить Пекину лазейку, чтобы они заполнили вакуум. Не имея прав на эту территорию, они загребают жар руками аргентинцев. Этот корабль дает им основания для притязаний. Чертовски веские основания. Они открыли Антарктиду на триста восемьдесят лет раньше, чем первые европейцы увидели этот материк.

– Я… – Тамара наморщила лоб. – Ненавижу политику. Это одна из самых значительных археологических находок в истории, а мы должны уничтожить ее, чтобы не дать каким-то рвущимся к власти людям завладеть здесь нефтью?

– Боюсь, что суть именно такова, – сказал Хуан как можно мягче. – Все прочие варианты могут обойтись слишком дорого. Наше правительство решило, что не хочет выполнять роль мирового копа, но нужно показать людям, что нарушение международных договоров в любом случае имеет последствия. И чтобы сделать это, мы должны уничтожить корабль.

Тамара не смотрела на него и ничего не сказала, но в следующую секунду едва заметно кивнула.

Хуан на мгновение положил ладонь ей на плечо и вернулся к приборам управления. Он выпустил часть воды из балластных цистерн, и подводная лодка начала подниматься к поверхности. Сразу стало светлее.

После всплытия, Хуан перебрался через сиденье Линды, чтобы дотянуться до верхнего люка.

– Вернусь через секунду.

Поворачивая штурвал задраечного устройства, открывавшего люк, он отступил в сторону, чтобы не попасть в поток ледяной воды, устремившейся на палубу, потом выбрался наверх по встроенному трапу; руки занемели от прикосновения к мокрой стали. Хуан высунул голову из люка. От холода перехватило дыхание. Пазухи носа кололо, как иглами, глаза жгло. Не обращая на все это внимания, Хуан сосредоточился на окружающем. В щель между двумя горами, которые поднимались в небо по меньшей мере на две тысячи футов, свисал язык льда. Лед образовал между ними вертикальную стену, которая спускалась к самой воде. Нижний край был частично изъеден волнами и приливами, но остальное выглядело как сплошной массив.