– Нас лапотниками не называл? – усмехнулся майор.

– Впрямую нет, – капитан отрицательно покачал головой. – Однако от кое-каких намёков не удержался.

– Каких именно? – быстро спросил Авдюхин.

– Ну как же, немчик первым делом заявил, что он в университете учился, – особист скривился. – Кстати, у тебя-то с образованием как?

– У меня? – майор немного подумал. – Да я ещё перед армией институт Красной профессуры окончил.

– Во как… Сильно! – особист вздохнул. – А я вот только школу второй ступени одолел.

– А скажи, – уходя от вопроса об образовании, спросил майор. – По части идеологии твой немец ничего не талдычил?

– Было дело, – кивнул особист. – Толковал, что у них, у немцев, социализм правильный, а у нас нет.

– Это почему же? – заинтересовался политотделец.

– Да будто потому, как наш интересов русского народа не учитывает…

– Ну, тут уж дудки, – убеждённо заявил Авдюхин. – Мы с тобой интернационалисты. Мы за то, чтоб пролетарии всего мира хорошо жили.

– Оно-то так, – согласился особист. – Вот только пулемётчик наш Медведь, тот что выходил с нами, говорил: я за Россию воюю.

– Ишь ты, я и не знал, – покачал головой политотделец. – Интересно было б потолковать с ним.

– Не потолкуешь, – сказал особист и пояснил: – Они все четверо, те что с нами были, в строевую часть ушли. Сказали, идут немчуру бить.

– Значит, диверсантов ловить не захотели, – заключил Авдюхин.

– Между прочим, мне это тоже не в нюх, – неожиданно заявил капитан и, нагнувшись, достал из-под топчана бутылку водки. – Давай-ка, майор, пока время есть, дерябнем с тобой грамм по сто пятьдесят.

– Это можно, – оживился Авдюхин. – А как у тебя с закусью?

– Мировая. Из дома с собой на войну брал, – заверил особист и, вытащив из сидора банку шпротов, принялся вскрывать крышку.

Командиры, не чинясь, по очереди хлебнули несколько раз прямо из бутылки, каждый раз закусывая шпротинкой, и когда водка была допита, так и продолжали сидеть за столом, молча глядя друг на друга. Но, видимо, мысли у обоих были одинаковые, потому что после весьма затянувшейся паузы, уже когда хмель малость ударил в голову, особист спросил:

– Вот скажи, майор, и чин у тебя побольше и пограмотнее ты, объясни мне дураку, почему мы всё отступаем и отступаем?

– Почему? – Авдюхин задумался, а потом как-то неуверенно протянул: – Ну, внезапность нападения…

– Внезапность, внезапность! – особист выматерился. – Сколько можно! Нет, брат, тут нечто другое…

– Считаешь, предательство? – майор напомнил капитану их разговор там, на болоте.

– Не знаю, не знаю… – забарабанил пальцами по столу особист. – У меня, во всяком случае, руки коротки. Моё дело диверсанты, а тут, я полагаю, надо брать выше…

– А то, что бойцы наши в плен сдаются, это как? – напомнил майор.

Капитан посмотрел на Авдюхина и, помолчав, ответил:

– Я тебе, майор, честно скажу. Я этого самого труса и дезертира понимаю. Чтоб встать и в рост на пулемёт пойти, остервениться надо. А политруки до войны что им толковали? Малой кровью, да неудержимо вперёд, да пролетарская солидарность и всё такое прочее. Ты немцу про пролетарскую солидарность скажи. Он тебе так ответит…

– Ну, пусть ты прав, – согласился майор. – А как же генералы?

– Не знаю, – особист вздохнул, – но, по-моему, на военачальника выучиться нельзя. Тут уж кому дано, а кому, извините, нет…

Видимо, водка натощак ударила Авдюхину в голову, и у него внезапно вырвалось то, что, похоже, майор всячески пытался скрыть:

– Мне кажется причин тут две – нежелание бойцов и неумение командиров, – после чего возникла пауза, и оба собеседника внимательно посмотрели друг на друга…

* * *

Майор Авдюхин с трудом открыл глаза и первое время не мог сообразить, где находится. Понять, что к чему, было трудно. Майор чувствовал, что его щека лежит на траве, в то время как ноги были задраны высоко вверх и придавлены чем-то мягким. Одновременно кругом царил густой автомобильный запах… С трудом он восстановил всё, что произошло какое-то время назад.

Ещё утром их штабная колонна, получив, в связи с угрозой окружения, приказ отступить, вытянулась по шоссе и довольно быстро продвигалась в указанном направлении, пока вдруг на них не налетели немецкие самолёты. «Юнкерсы» с воем переходили в пике, бомбовые серии ложились одна за другой и на шоссе, где стояла замершая колонна, и на обочины, куда разбежались спасавшиеся от налёта люди.

Ещё Авдюхин вспомнил, как шофёр и попутчики, распахнув дверцы, повыскакивали из машины, а он замешкался, поправляя запутавшуюся на плече сумку. И именно в этот момент что-то грохнуло, в ушах послышался странный свист… Теперь, очнувшись, майор понял, что их «эмку» взрывом сбросило с дороги, а он сам всё ещё находится в машине, уткнувшись щекой через открытое окно в траву кювета.

Осознав всё окончательно и слыша, как громко стучит в висках прилившая к голове кровь, майор со страхом попробовал двигаться. Ощутив, что тело ему так-сяк подчиняется, а особой боли нигде нет, он попробовал выбраться наружу.

Сначала это плохо удавалось, так как попытки открыть прижатую к земле дверцу оказались напрасными, но потом, малость сориентировавшись, майор выбрался из-под придавивших его подушек сиденья и, цепляясь за баранку, вылез сначала на оказавшийся наверху бок машины, а потом и вообще сполз с перевернувшейся легковушки.

Оказавшись опять на дороге, майор первым делом огляделся. Кругом царил хаос. Догорали подбитые машины, опрокинутый прямым попаданием штабной автобус вообще завалился вверх колёсами, на шоссе и его обочинах остались лежать убитые, но, самое главное, никого живых видно не было.

Сначала майору показалось, что все погибли, но, приглядевшись, он понял, что большей части штабных машин здесь нет, а значит, разбомбили не всех, и, когда самолёты улетели, выжившие, собрав раненых, пересели в уцелевшие автомобили и поехали дальше, а его, судя по всему, или сочли погибшим, или вообще не заметили в общей суматохе.

Глядя по сторонам, Авдюхин пошёл вдоль шоссе, однако его надежда встретить хоть кого-нибудь оказалась напрасной. Миновав с десяток разбитых машин, майор вдруг остановился как вкопанный. На обочине догорал пикап особого отдела.

Авдюхин подбежал ближе, заглянул в кабину и, увидев, что она пуста, облегчённо вздохнул. Во всяком случае, появилась надежда, что капитан жив. Однако сразу промелькнула мысль и о том, что особист, будь он цел, обязательно заглянул бы в политотдельскую «эмку».

Подумав так, Авдюхин стал тщательнее приглядываться к обочине и почти сразу заметил большую воронку, разворотившую кювет. Повинуясь неясному влечению, майор подошёл ближе и вдруг заметил, что за вывороченным взрывом земляным гребнем кто-то лежит.