Наверное, непроизвольно так получилось, что сравнение возникло в области астрономии; слишком уж много приходилось думать в последние недели о делах, имеющих отношение к этой науке и ее объектам.

Он поднял голову, взглянул на Столбовица; тот с интересом следил за выражением лица заморского гостя. Гость улыбнулся:

– Военные везде в мире подобны шпаге, своему символу: остры – но узки. Скажу откровенно: я заранее ожидал чего-то подобного – в принципе хотя формулировки, конечно, могли быть разными. Тем не менее теперь у них прибавилось предметов для размышлений.

– Однако получается, что миссия, которую вы на себя возложили, на этой стадии не увенчалась успехом?

– Ни в коем случае. Вы же отлично знаете, что я летел сюда не только для встречи с генералами. Это стало, так сказать, лишь открытием кампании, первым эпизодом с вашей подачи. Я хотел и хочу говорить с политиками. И вы обещали помочь мне в этом.

– У нас принято держать слово, обещание – это как официально подписанный контракт; но это вы и сами знаете. Так что завтра, надеюсь, смогу устроить вашу встречу с помощником президента по безопасности…

– Вы считаете, это достаточно высокий уровень для меня?

– Ну, вы слишком хорошо осведомлены о нашем «кто есть кто», чтобы задавать подобные вопросы.

– Допустим, вы правы. Но я надеюсь, что это будет всего лишь необходимой процедурой перед главным – перед встречей с президентом.

Столбовиц пожевал губами.

– В принципе я не отвергаю такой возможности. Если повезет, то такую встречу, возможно, удастся организовать. При условии, что вы будете совершенно откровенны, станете разговаривать с помощником так, словно он и есть президент. Иначе нам ничего не удастся сделать не только за месяц, но и вообще никогда.

Это было совершенно неожиданным.

– Вы с ума сошли! Я ведь говорил вам: в окружении президента не должны знать ничего! Ни слова! Только он сам…

– Вы при этом исходили из ваших московских представлений. Но здесь они неуместны. У нас не такая демократия, друг мой. Даже те из нас, кто на выборах голосовал за другого кандидата, не могут представить себе, что кто-то может проникнуть к президенту и главнокомандующему, изолировав его ближайших сотрудников от знания всех причин и следствий. Без полной откровенности вы не сможете встретиться вообще с кем бы то ни было. У нас (Столбовиц едва заметно усмехнулся) легче перебить всю президентскую рать, чем лишить ее возможности руководить событиями. А ведь сейчас, насколько я понимаю, речь идет не о партийных разногласиях и даже не о разных мировоззрениях: угроза распространяется на всех и каждого. И вообще – не указывайте мне, как жарить мясо: рецепты у каждого свои.

Москвич нахмурился:

– Если принимать решения будет не сам президент, а его окружение – не вижу смысла терять здесь время. Поймите же: я не копаю яму своей стране; я просто считаю, что она должна будет вступить в ситуацию только тогда, когда все для этого будет подготовлено. И полагаю, что мне лучше известно – кого подключать к событиям, в том числе и в Соединенных Штатах.

Столбовиц вздохнул перед тем, как сказать:

– Друг мой, я понимаю, что вам, человеку практически всесильному у себя дома, трудно сразу смириться с положением ожидающего в приемной, когда вы привыкли открывать все двери ногой. Но иногда бывает полезно повторить пройденное. Поймите: в том, что я предлагаю, нет ничего унизительного и тем более опасного. Поверьте, никто из президентской администрации не воспользуется вашими идеями во вред вам или вообще России, вы же, наоборот, чем дальше – тем более станете для нашего истеблишмента привычным и достойным политическим деятелем. А вам ведь это и нужно – чтобы развернуть тут вашу оппозиционную деятельность, основать центр, не так ли?

Оппозиционер покачал головой, как бы сомневаясь.

И в самом деле: его расчет был на шоковую терапию, которой следовало подвергнуть именно первое лицо: одним рывком сорвать занавес с картины ближайшего будущего – ужаснуть и тем самым побудить к немедленным и резким действиям. Одолеть крутой подъем с разгона. Столбовиц же предлагал ползти вверх на первой передаче – это надежнее, может быть, но слишком медленно, да и мотор может перегреться, заглохнуть где-то на середине склона – и что тогда? Сползать задним ходом на исходную позицию? Или, еще вероятнее, сорваться с обрыва?

– В такой ситуации я не уверен, нужно ли вообще переносить центр сюда. Наверное, должен поблагодарить вас за то, что разъяснили мне истинное положение вещей – и мое личное, но я люблю находиться в действии, а не в ожидании.

– Хотите уехать? Без опасений за свою судьбу – там?

– Иногда приходится рисковать даже и своей жизнью.

– Что же, вам решать. Попытаюсь устроить ваш вылет в ближайшее время. Хотя не уверен, что это будет легко.

– Фу. Можно подумать, что забронировать билет составляет для вас проблему.

– Вы, наверное, не представляете, как вы правы. Сейчас это уже проблема. Для вас, во всяком случае. Вы же не мальчик. И понимаете, что, находясь здесь и разговаривая с некоторыми весьма ответственными людьми, тем более – военными, вы получили некоторое количество информации, которая, быть может, сейчас не подлежит вывозу из страны. Ко всему прочему, существует более одной версии по поводу изложенных вами фактов. И пока мы окончательно не убедимся в справедливости одной из них и в ошибочности остальных – возможно, мы попросим вас задержаться здесь.

– Вы отдаете себе отчет?..

– Разумеется. Уверяю вас: никакого скандала не будет. Вы прибыли с частным визитом, никакой государственной функции официально не выполняли. Мало того: есть основания думать, что вы уехали, даже не проинформировав вашего президента о возникшей угрозе. С одной стороны, это говорит в вашу пользу: возможно, это действительно… то, о чем вы упомянули, – испытание какого-то нового оружия, скажем так. Однако только проверка покажет: действительно ли ваш президент не был в курсе вашей поездки сюда – а именно такое впечатление возникло при личном разговоре с ним у нашего хозяина, – или же все заранее срежиссировано – в том числе и его роль. И вот один из способов проверки – его реакция на затяжку вашего визита к нам. На кого он больше обидится: на вас – или на вас? Это нам и предстоит выяснить. Не пугайтесь: ничего плохого с вами тут не произойдет.

– Я вообще не из пугливых. Хорошо. Я обдумаю ситуацию.

– Сколько угодно. Уточнение: вы отказываетесь от предложенной мною встречи?

– Об этом я тоже подумаю. Мне приходилось встречаться с ним раньше, и не уверен пока…

– Чудесно. У меня есть, чем заниматься, и помимо вашей проблемы.

– Нашей! Нашей проблемы!

– Хотелось бы надеяться, что вы правы. Да не смущайтесь: месяц пролетит быстро!

– А тело знает об этом?

Столбовиц лишь пожал плечами.