— Это ненадолго, — мрачно сказала ее мать, которая провела в Черри-Триз прошлый уик-энд. — Когда я была беременна, мне было очень скучно. Я ходила на все лондонские спектакли и выставки. И даже по несколько раз.

Фелисити рассмеялась.

— Я не ты, — напомнила она. — Во-первых, я живу не в Лондоне; во-вторых, у меня есть семья, о которой нужно заботиться. У тебя такого не было. Ты только ждала моего появления на свет.

— Да, но эти дети не твоя семья, — бестактно и еще более мрачно ответила Айрин. Она хандрила, потому что сильно тосковала по Венеции, но не признавалась в этом ни себе, ни кому-нибудь другому. Истина заключалась в том, что смерть Венеции напоминала Айрин о том, что и она не вечна. Но об этом она думать не желала. — Это семья Саманты, а вовсе не твоя, — решительно добавила она.

В этот момент Фелисити захотелось задушить мать. Однако она частично догадывалась о причинах необычно подавленного и угрюмого настроения Айрин, а потому сдержалась.

— Мама, ты опять ошиблась, — мягко ответила она. — Они мои. Я собрала эту семью по кусочкам, как могла. Саманта дала мне добро.

И только теперь Фелисити, стоявшая в супермаркете и собиравшая продукты в конце конвейера, спохватилась, что Саманта не пишет. Рождество приближается, а о билетах на самолет для детей ни слова. Может быть, письмо затерялось на почте? Нужно будет позвонить Саманте сразу по возвращении домой.

Но звонка не потребовалось. В Черри-Триз лежал на столе длинный белый конверт с голубыми наклейками авиапочты и марками США, доставленный вечерней почтой.

— Можно взять эти марки для нашего альбома? — спросил Питер. — Конечно, когда ты закончишь читать письмо, — вежливо добавил он. Фелисити улыбнулась ему. Этого мальчика было легко любить. Питер не был подлизой, как часто называл брата Филип, и он не старался нравиться. Просто ему были свойственны врожденные доброта и учтивость. Фелисити часто думала, что если бы он пошел по стопам отца, то стал бы очень хорошим врачом.

— Не нужны они нам, — небрежно сказал Филип. — Когда мы улетим отсюда, то сможем накупить кучу таких марок. Я думаю, это мама прислала нам билеты. — Хотя общаться с Филипом в последнее время стало значительно легче, временами он был очень колючим и даже враждебным. Фелисити, понимавшая, что он все еще чувствует себя очень неуверенно, старалась делать на это скидку. Правда, иногда это удавалось ей с большим трудом.

— Думаю, так оно и есть. — Фелисити взяла письмо, положила его на валлийский шкафчик и поставила на пол покупки. — Я прочитаю его, как только разгружу сумки. А вам советую заняться уроками. Постарайтесь закончить их к ужину.

— Я думал, что почтовые марки более ценные, — сказал Питер Филипу, когда они поднимались по лестнице.

— Только не американские. Это барахло.

Фелисити рассмотрела конверт, решила, что ничего неожиданного там нет, и занялась покупками. Она начала раскладывать продукты. Недавно выяснилось, что эта работа доставляет ей удовольствие. Фелисити гордилась тем, что кладовка стала выглядеть намного аккуратнее. Трейси в шутливом ужасе разводила руками, но Фелисити действительно начала находить вещи, которые искала. Более того, теперь она не сталкивалась с присутствием полудюжины пакетов чего-то одного и полным отсутствием другого, как правило нужного в данный момент. Например, несколько месяцев назад, заправляя салат, она нашла семь бутылок уксуса и ни одной бутылки масла.

Когда все банки и пакеты были разложены по полкам и дверь кладовки закрылась, Фелисити заварила чай и села в удобное кресло у окна, чтобы на досуге прочитать письмо Саманты.

Фелисити прочитала его дважды, потом сняла очки, сложила письмо и уронила его себе на колени. Она сидела, покачивая очками, и смотрела в пространство. Письмо Саманты было коротким, но в нем содержалась настоящая бомба. Фелисити ощущала досаду. На ее плечи снова ложились чужие проблемы. Но письмо было адресовано ей. Не Тони. Не детям. Саманта ждала, что Фелисити все расскажет детям сама. Трудность заключалась в том, как и когда это сделать.

Впрочем, все решилось само собой, когда на кухню ворвались Питер и Филип.

— Мы умираем с голоду! — заявил Филип. — Правда, Питер? — Стоявший позади брат кивнул. — Можно взять что-нибудь, чтобы дожить до ужина? — Не ожидая ответа Фелисити, он открыл холодильник и заглянул внутрь. — Ура! От ланча остались лишние жареные куриные ножки!

— Они не лишние, — возразила Фелисити. — Я собиралась пустить их в дело.

Филип придирчиво осмотрел тарелку и даже заглянул под пленку, прикрывавшую ножки.

— Только шесть. Недостаточно, чтобы сделать что-нибудь стоящее, — сказал он. — Но достаточно для нас. Нам с Питером по две, а девочкам по одной.

Фелисити сдалась. Не следует всегда быть строгой. Особенно когда предстоит сообщить плохую новость.

— Ладно. Позови девочек. Мне нужно кое-что сказать вам всем.

Питер посмотрел на письмо, лежавшее у Фелисити на коленях.

— Это про наше путешествие в Америку, да? — радостно спросил он.

— Да, — промолвила Фелисити. Где взять смелость, чтобы сказать им? Но дело было не в смелости, а в необходимости. На содержание письма она повлиять не могла, оставалась только форма. Она решила, что с ними нужно говорить бережно и участливо, как бы трудно это ни было.

На кухню пришли девочки, и Филип сунул им по ножке и булочке. Все дружно накинулись на еду, и воцарилось молчание.

— Ты хочешь рассказать, что написала мама? — спросила Хилари.

— Да, — ответила Фелисити, разворачивая письмо и надевая очки. — Я вам его прочитаю. — Она начала читать, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно. Каждое слово произносилось четко, чтобы не возникло непонимания.

«Дорогая Фелисити! Пишу вам, поскольку то, что я хочу сказать, очень трудно и написать об этом детям я не могу. Дело в том, что я не в состоянии принять их на Рождество, как обещала. Причин много, но главная состоит в том, что Пирс ушел от меня и я теперь одна. Мне пришлось переехать в квартиру поменьше. Сейчас у меня все вверх дном, нужно уладить финансовые дела и все остальное. Я знаю, что дети будут очень разочарованы, и прошу у них прощения. Но случившееся не в моей власти. Я ничего не могу сделать. Пожалуйста, передайте детям, что я их люблю и что они скоро обо

мне услышат.

Ваша Саманта».

Фелисити сложила письмо, сняла очки и стала ждать бури. Но она так и не наступила. Последовало молчание, а потом Филип проворчат:

— Эту хваленую Америку сильно переоценивают. Мы так и думали.

— По крайней мере, рядом с ней уже нет этого противного Пирса. — В голосе Питера звучали слезы. — Надеюсь, у нее все в порядке. Трудно оказаться одному в чужой стране.

— Я уверена, что у нее все в порядке, — сказала Фелисити. — Просто ей нужно во всем разобраться и уладить свои дела.