Нюхач неприятно вздернул бровь, когда услышал, что от него требуется, в его глаза закралось сомнение, получится ли у него. Однако на следующий день он без слов вручил Кириллу украденный скетчбук Мурата и отбыл на задний ряд, послушно ожидая следующих указаний.

Дома скетчбук был немедленно изучен. Где-то на пятой страничке, разрисованной красочными птицами, телефон зазвонил, высветив незнакомый номер. Кирилл без задней мысли принял звонок и ужаснулся, когда на том конце Мурат сказал:

– Привет, Кир. Это я.

Секундой за секундой безмолвие затупленным ножом выковыривало дыру в сердце, пока Мурат вновь не подал голос:

– Послушай, нам, кажется, нужно поговорить, да?

Кирилл немедленно нажал на красную кнопку, и тихие глупые слезы тут же потекли по щекам. Он быстро стер их, испугавшись самого себя.

«О чем бы ему со мной говорить? О том, что он увидел в подсобке спортзала? Или он узнал, что за пропажей его вещи стою я? Но откуда? Ему Генка рассказал?» Эти мысли терзали Кирилла, пока он внимательно рассматривал чужие рисунки. Если этот нежный скромник Мурат поймет, какой у него козырь, – для Пегова Кирилла это будет концом всего.

То, что он так искал, оказалось в середине скетчбука. Среди набросков футболистов он узнал Банина в бандане. Должно быть, Мурат нарисовал его, когда еще стояло тепло. Тот частенько ходил на трибуны в разгар тренировок. Вместе с долгожданной находкой Кирилл также обнаружил полное отсутствие себя. Видимо, после выставки художественного кружка Мурат больше его не рисовал. Щепой засела внутри горькая досада, а следующим утром скетчбук вернулся владельцу как ни в чем не бывало.

* * *

Лапыгин заявился в школу в субботу. Не хотелось с ним ни пересекаться, ни иметь никаких дел, но деваться некуда. Кирилл, как староста, очень нерадостно отчитал и объявил ему дежурство. Спустя много-много времени Илья признался, что Кирилл стал его невольным спасителем, поставив ему в пару Зоркого, ведь благодаря наводке последнего Илья найдет свой украденный товар.

Поначалу он тоже придерживался стратегии игнорирования и на Кирилла не смотрел ни в упор, ни тайно. Но затем это ему надоело.

«Я знаю его имя и где он живет» – прочел Кирилл на тетрадном клочке, подброшенном ему в пенал. Даже играя в молчанку, они понимали друг друга на уровне инстинктов, а его инстинкт бился в горячке и кричал: «Пора! Пора!»

Генка справился с последней «вещью» без запинок, будто всю жизнь только и делал, что занимался подставами – подсовывал кому угодно наброски с обнаженными футболистами. Когда шестерки Лапыгина нашли такой набросок в рюкзаке неприметного старшеклассника Котова, школа взорвалась от свежих, жирных сплетен: «Представьте себе, в нашей богом забытой глубинке завелся пидор!» А что с пидорами обычно делают, знали все.

Кирилл искренне верил, что Илья просто пару раз Мурата припугнет и на этом ограничится. Но дни шли за днями, травля набирала обороты, и вот уже на углу стадиона, куда не выходят окна учительской, почти каждую перемену разворачивалась кровавая расправа.

Стояла морозная зима. Тяжелые берцы пинали Мурата в живот, а тот, одетый в одну только форму, скручивался на снегу и время от времени скулил. Кирилл наблюдал эту сцену, когда вместе с одноклассниками выходил через задние школьные ворота. От увиденного мир его дал трещину, ведь Мурата били шестеро, те самые шестеро, что когда-то били его самого. Даже их шуточки про «щель» между ног все такие же, приправленные более глумливым гоготом.

На помощь никто не спешил. Не было поблизости и «покровителя всех слабых и немощных» – Смирнова Толи, который этой осенью так героически Кирилла спас. Но почему? Куда он делся теперь, когда его лучшего друга избивают до полусмерти? Когда эти ублюдки потеряют интерес, никто париться не будет: Мурата оставят прямо так, в снегу. Тот подцепит себе пневмонию или, еще хуже, что-нибудь отморозит.

Видимо, Женьку посетили те же мысли.

– Мда-а-а, зрелище неприятное, – протянул он. Никто его не останавливал, когда он отправил своего приятеля обратно в школу за подкреплением, а сам с тремя другими целеустремленно двинулся навстречу подонкам.

* * *

Пыга и Кирилл впервые за долгое время встретились на крыше школы. Претило что-то вымаливать у такого, как он, но и ходить вокруг да около – претило тоже, поэтому Кирилл сразу обозначил, о чем пойдет разговор:

– Ты уже достаточно его проучил, думаю, он понял, что болтать себе дороже, так что прекращай.

Илья равнодушно пожал плечами, но это движение было почти незаметным из-за большой парки. Он стоял напротив с накинутым на бритую голову капюшоном, пряча руки в глубокие карманы.

– С чего бы мне прекращать? Он еще не до конца усвоил.

– Ты хочешь оставить его инвалидом? – Голос дрогнул, но не от холода. Так остро чувствовался страх за чужую жизнь.

– Срывать злость в кайф, тебе ли не знать? – Он очевидно намекал на тот неприятный эпизод, когда Кирилл со психу разворотил свой шкафчик.

На некоторое время возникла тишина, прерываемая белым дыханием друг друга и хрустом снега под ботинками, когда кто-то переминался с ноги на ногу. Затем Кирилл сделал несколько бесстрашных шагов вперед и предпринял последнюю попытку:

– А в кайф было зажиматься со мной, м?

Тот не сразу нашелся с ответом, но Кирилл не дал ему прийти в себя:

– Хочешь еще?

Рот Ильи нервно дрогнул. Улыбка вышла насмешливой, даже уничтожительной, но обычно пугающий и зубастый Лапыгин сейчас робел. Это было одновременно и чем-то любопытным, и чем-то отталкивающим.

– Я не гомосек какой-то, ясно тебе?

– Ясно. Ты просто накурился и развлекся, но это не считается, так?

– Не считается.

Кириллу стоило огромных усилий, чтобы не засмеяться. Он приблизился к его лицу с опаской, выждал пару секунд – Илья не оттолкнул, не врезал – и затем коснулся его.

После этой встречи Мурата перестали так жестоко мучать, правда, и в покое все равно не оставили: превратили в мальчика на побегушках. Было грустно, конечно, наблюдать за этим, но вскоре грустить стало некогда, потому как Нюхач внезапно в себя поверил.

– Я видел, как ты поднимался с Пыгой на крышу, – сказал он после того, как выловил Кирилла в столовой. – Что вы там делали? На какую цену договорись? – Верящий смешок. – Поверить не могу, что такой, как ты, встал на кривую дорожку. К слову, я все спросить хотел: чем Котов тебе так крупно насолил?

Кирилл отпихнул его от себя, огрызнувшись: «Тебя не касается».

На это Генка скучающим тоном ответил:

– Ладно, сам у него