Как бы там ни было, Авдеева развлекалась от души, не заботясь о том, что о ней скажут или подумают. Оказалось, что некоторые мужчины на фирме обращают на нее внимание. Она не скучала. Несколько раз Людмила ловила на себе пристальные взгляды Никитского, но так и не поняла, что это может значить. То ли он ревнует, то ли любуется…

Дмитрий Сергеевич пару раз пригласил ее потанцевать, но он приглашал и других сотрудниц. Во время танца он шутил и поглаживал Людмилу Станиславовну по спине, – но точно так же он вел себя и с другими.

– Вам нравится? – спросил он шепотом, нагибаясь к ее уху.

– Что?

– То, как мы проводим эту ночь…

– Да, очень.

Непонятно, какой смысл Никитский вкладывал в свой вопрос. А может, он действительно интересовался только тем, довольны ли сотрудники праздником.

Людмила Станиславовна была довольна. Еды заказали столько, что столы ломились; напитков она перепробовала за эту ночь больше, чем за всю предыдущую жизнь; мужчины делали ей комплименты; Дед Мороз со Снегурочкой нежданно-негаданно присвоили ей титул «Мисс Обаяние»! Директор заказал по телефону букет цветов и лично преподнес его госпоже Авдеевой. Воистину, это была ночь чудес!

Возвращаясь под утро домой, Людмила Станиславовна чувствовала себя Золушкой, которая услышала роковой бой часов. Бал во дворце закончился, и ей пора было возвращаться к своим веникам, кастрюлям и тряпкам. Но она все равно была счастлива, потому что это был первый бал, на котором она чувствовала себя не дурнушкой, а принцессой.

Жена инженера Авдеева выходила из своей квартиры нелюбимой женщиной раздраженного мужчины, а вернулась совсем не та Людмила Станиславовна, которая терпеливо и безропотно сносила упреки и недовольство. Вернулась другая госпожа Авдеева, – готовая к опасным поворотам и изменениям в своей судьбе.

С черного неба смотрели на город ледяные звезды. Кучер в белом полушубке погонял лошадей. Серая в яблоках тройка неслась по пустынным улицам Санкт-Петербурга. Мелькали застывшие в ночном безмолвии дворцы, дома и набережные. Из-под полозьев взметались веера снега, колокольчик сходил с ума, развевались красные ленты…

Мороз крепчал, в лицо летели елочные огни, жгучий ветер рвал медвежий полог, которым укрывалась Анна Наумовна. Ее сердце замирало от восторга.

– Сто-о-ой! – крикнул кучеру Юрий, сидевший рядом с ней. – Скоро двенадцать! Пора открывать шампанское!

Пробка с хлопком отлетела прочь, белая пена смешалась с белым снегом. Ледяное шампанское обжигало горло, а взгляды Юрия обжигали щеки Анны.

– С Новым годом, дорогая, – прошептал он.

Анна решила, что последнее слово ей послышалось. Она предпочитала делать вид, что Юрий Арсеньевич по-приятельски решил прокатить ее на саночках с ветерком. Никакой другой цели у него не было и быть не могло.

– Поше-е-ел! – крикнул Юрий, когда они выпили. – Давай! Гони!

Тройка полетела в ночь, рассекая прозрачный, синий воздух. Снежные вихри из-под саней сверкали в несущихся навстречу огнях праздничной иллюминации. Юрий целовал холодные щеки Анны, или ей это казалось? Свист ветра оглушал ее, ледяные порывы слепили глаза. На крутых поворотах их кидало друг к другу, и Анна, в испуге позволяла Юрию крепко обнимать ее. Его руки были такими горячими, что она чувствовала их жар через мех полушубка…

Сани резко остановились у небольшого домика в стиле модерн.[34]Огромные окна, украшенные витражами, ярко светились. Юрий подхватил Анну на руки и взбежал по ступенькам раньше, чем она успела что-либо сообразить. Она замерзла на ветру, но ей было весело. Приятное, блаженное тепло охватило их в полном огней холле ресторана.

– Будем праздновать по-купечески! – усмехнулся господин Салахов. – Негоже проводить Новогоднюю ночь в санях.

Заказали шампанское, коньяк, крабов, икру с блинами, горячие отбивные. Анна Наумовна любила и умела хорошо поесть, – она знала толк в стерляди, расстегаях и сотнях блюд, которые Юрий ни разу не пробовал.

– Может, еще мороженое?

– Нет, благодарю, я сама сейчас как мороженое! Лучше попросим принести нам горячего чаю с лимоном и медом.

– Мой дед, Платон Иванович, был бы очарован вами! – сказал он, глядя, как Анна со знанием дела беседует с официантом. – Откуда у вас такие познания в еде?

– Это природное! – смеялась она. – Расскажите мне о ваших предках. Мне кажется, вы очень озабочены в связи с ними.

Юрий смутился. Он сделал вид, что наливает коньяк, мучительно соображая, как ему ответить. Анна порой пугала его своей проницательностью. Чего вдруг она решила задать ему вопрос о предках? Хотя он сам завел разговор об этом, вспомнив деда…

– У нас славный купеческий род, – выдавил он, подыскивая повод сменить тему. – Мои предки торговали зерном, лесом, кожей и золотом. Как вы относитесь к сему презренному металлу?

– Вовсе он не презренный, – возразила Анна Наумовна.

– Приятно, что вы так думаете. Люди не могут обойтись без торговли и торговцев. Они пользуются их услугами, и презирают их. Почему?

Госпожа Левитина помолчала, подняв рюмку и разглядывая цвет коньяка. Она улыбалась чему-то далекому, не имеющему отношения ни к Новому году, ни к этому ресторану, ни к Юрию…

– Потому что торговля, – удел плебеев! – наконец, сказала она. – Это шутка, разумеется. Любое ремесло, доведенное до совершенства, является настоящим искусством. Не столь важно, что вы делаете, сколько то, как вы это делаете. Люди часто презирают других за то, чего они не умеют, но что слишком хорошо умеют делать другие.

– Я люблю вас, Анна, – неожиданно произнес Юрий, глядя ей в глаза.

Госпожа Левитина сделала вид, что увлечена мыслями о торговцах. Официант принес отбивные, и она перевела разговор на рецепт приготовления сочного мяса.

– А в качестве гарнира я предпочитаю грибы.

– В сметане? – улыбнулся Юрий.

Он решил не развивать скользкую тему. Анна была ему слишком дорога, чтобы рисковать. Если она сейчас скажет «нет», изменить это будет гораздо сложнее. Господин Салахов умел добиваться своего не только в бизнесе. Он займет выжидательную позицию, и ни в коем случае не будет настаивать и «давить» на женщину. Иногда эта тактика хороша, но только не с Анной.

Пока она ела, Юрий украдкой рассматривал ее лицо. До сих пор ему не удавалось как следует изучить выражение ее глаз. Необычный оттенок спелой сливы придавал им мерцающую глубину, в которой надежно прятались ее истинные чувства. Интересно, о чем она сейчас думает?

Анна Наумовна размышляла о том, как странно действует на нее обаяние этого мальчика, – вернее, молодого мужчины, – который так внимательно изучает ее. Молодость привлекательна горячими порывами и любовным безрассудством, которые так редко проявляются в зрелом возрасте. Но любовное безумие коварно… Оно увлекает доверчивое сердце, как ураган увлекает цветы и листья, обрывая их со стеблей и веток, чтобы потом безжалостно бросить где попало, в момент, когда сила ветра иссякнет.