Я был так потрясён, что книга выскользнула из вспотевших рук моих и с грохотом упала на пол. Она раскрылась на другой рецензии, где объявлялось:

«Склонность к неподобающей и чрезмерной животной страсти, а в частности, к сексуальной её разновидности, то есть афродизии, со всей неопровержимостью следует из того, насколько очевидно сия первобытная энергия при жизни данного индивида выделялась через области, гораздо более обширные, чем это является допустимым, и расположенные на правой и левой сторонах сего черепа (чем препятствовала росту прочих его участков и, стало быть, развитию всех остальных церебральных функций) между сосцевидными отростками, непосредственно на пространстве, ограниченном с одной стороны ухом, а с другой — основанием затылочной кости. Сэр Космо Вилер справедливо отзывается о черепе БМ-36 как о „бескрайнем пространстве южных афродизиальных полостей, тёмной лакуне монументальных пропорций, ожидающей дальнейших научных исследований"».

Всё это показалось мне грустной иронией, особенно если вспомнить печальную участь Докторова пениса. Последний отзыв, который я прочёл, прежде чем оставить сие занятие, отражал совершенно определённое мнение:

«…достаточно бросить один беглый взгляд на чудовищную депривацию, недоразвитость и вообще совершенно регрессивную форму черепа БМ-36, чтобы осознать, почему труд „Тасманийские черепа" есть одно из величайших научных достижений нашего века.

Вилер безусловно доказывает, что тасманийские негры представляют собой особый вид, пребывающий, вероятно, в ещё более варварском состоянии, чем уроженцы Новой Голландии, и стоящий ближе всего к животным.

Признаки умственной! неполноценности и расового дегенерации совершенно очевидны и проявляются в нарушении пропорций черепа, столь наглядно проиллюстрированном в указанной выше книге, что придаёт дополнительный вес основанному на солидном научном материале утверждению, будто подобные жалкие существа не могли быть сотворены одновременно с обитателями Европы. Таким образом, они появились не в Эдемском саду, а где-то в другом месте — со всеми вытекающими из этого факта последствиями, как в духовном и моральном, так и в чисто утилитарном плане, которые и в наше время проявляются в отношениях между людьми».

Я пролистал всю книгу, от корки до корки, разрывая при этом пальцем оставшиеся неразрезанными страницы. Там встречалось много затейливых гравюр, изображающих черепа ван-дименских аборигенов; все они были прекрасно выполнены, однако полное совершенство ощущалось лишь в тех, кои воспроизводили в разнообразных и очень подробных видах тот самый череп БМ-36; он был представлен множество раз в самых разных проекциях и разрезах. Столь почтительное к нему отношение напомнило мне о святом Агапите, не менее пяти прекрасно сохранившихся черепов которого служат в наши дни объектами поклонения в пяти разных местах Италийского полуострова. В книгу оказались вложены два письма, оба адресованные мистеру Лемприеру. Первое, на котором имелась нетронутая печать Королевского общества, извещало мистера Лемприера, что в знак признания его упорных и прилежных трудов по собиранию коллекций, относящихся к сфере естественной истории, общество решило удостоить его своей Благодарности.

Вторым было приватное послание сэра Космо Вилера, в коем сей величайший френолог нашего столетия заверял своего дорогого друга, что как мог бился за то, чтобы общество избрало Лемприера своим членом. Он лично поставил в известность коллег, сколь решающей была роль собранной его учеником и последователем коллекции черепов для написания книги, а также, в частности, насколько удачно череп с маркировкою БМ-36 подтвердил окончательно и бесповоротно то, о чём сэр Космо давно догадывался. Этот череп куда более полно, чем любой из прежде им изученных, обнаружил моральную неполноценность, недостаточную развитость и общую регрессивную природу тасманийской негроидной расы, которая неизбежно приведёт её к полному вырождению, даже несмотря на прибытие в местность её обитания культурных и цивилизованных европейцев.

Но, увы, к вящему своему сожалению, он вынужден доложить, что хорошо выполненную работу, как и хорошо сказанные слова, к делу не подошьёшь, а потому его предложение о приёме в общество мистера Лемприера не получило должного числа голосов. Тем не менее, продолжал сэр Космо, Благодарность, выраженная официально столь высоко чтимым собранием, не какая-нибудь бумажка, от неё не отмахнёшься, и она станет важной ступенькой на пути к желанной цели, то есть членству в Обществе.

А между тем не задумывался ли его друг о собирании яиц? Боудлер-Шарп безнадёжно неадекватен, так что сэр Космо Вилер намеревается сравнить характеристики яиц, откладываемых в Старом и Новом Свете, и ему хотелось бы знать, не желает ли его друг Тоби поучаствовать в сём коллективном их предприятии, не интересует ли его это?

Я вдруг почувствовал, что медленно задыхаюсь, словно на меня обрушились огромные, как дома, страницы и спрессовали, подобно цветку, который надобно сплющить, высушить и таким образом сохранить; я вообразил, будто моё скромное тело, угодив в громадную, как само небо, книгу, затерялось между страниц и те со всех сторон обступили меня, а книга меж тем вот-вот должна захлопнуться навсегда.

Жизнь человека не есть математическая прогрессия или поступательное движение вперёд, какой она традиционно предстаёт на полотнах мастеров исторической живописи; не является она и простой очерёдностью фактов чьей-либо биографии, кои могут быть пронумерованы, а затем осознаны по одному в должной последовательности. Скорее она представляет собой ряд метаморфоз, трансформаций и превращений, одни из которых случаются вдруг и повергают в изумление, а другие происходят столь медленно, что их трудно заметить, однако сии изменения так страшны, так всеобъемлющи, что под конец жизни люди тщетно копаются в памяти и не могут отыскать в ней ни одной точки соприкосновения между собою прежними и собою нынешними, впавшими в старческое слабоумие.

Не могу сказать наверное, когда именно я впервые понял, что всё то долгое время, проведённое на Сара-Айленде, во мне на самом деле происходили какие-то бесконечные изменения. Робко пытаясь вырваться из мрака «Тасманийских черепов» и вложенных туда писем, мог ли я знать, что вскоре мне предстоит родиться вновь и даже переродиться? Что процесс перенесения рыб на бумагу являлся для меня столь болезненным и мучительным не оттого, что рыбы умирали и я не мог соответствовать их сущности, а потому, что для изменения формы моей в этом направлении мне также требовалось умереть? Откуда мне было знать, что всё это долгое время мои рисунки преображали меня, что кистью своею я не столько изображал рыб, сколько прял себе из бесчисленных нитей, сиречь рисунков моих, некий кокон?

И как мог я узнать, бросая прочитанное последним письмо на пол, что теперь уже недолго оставаться мне куколкою, что моя отчаянная попытка выйти наружу и обрести свободу вот-вот произойдёт.

Рыба девятая Хохлатая водорослёвка

Рекомендации относительно самого отчаянного и дерзкого способа совершения побега — Салазки упрямой памяти — Брейди как ангел отмщения — Капуа Смерть возвращается — Нападение дикарей — Убийство — Погребальный костёр