Наше командование ожидало русского наступления с уверенностью в победе, ведь за период затишья позиции войск были сильно укреплены, а личный состав воинских частей полностью пополнен, что должно было компенсировать отвод лучших соединений в Тироль. К тому же оттуда начала возвращаться и снятая ранее с русского фронта тяжелая артиллерия.

Однако наши войска подстерегала большая и неприятная неожиданность, признаки которой разведывательная служба либо не разглядела, либо недооценила. Дело заключалось в том, что и без того превосходная русская артиллерия получила от западных союзников большое количество тяжелых орудий новейшей конструкции и инструкторский персонал, прошедший практическое обучение на французском фронте и хорошо знакомый со всеми тонкостями их массового применения. А к такому обороту дела ни наши войска, ни возведенные ими укрепления готовы не были. К тому же вначале Верховное командование недооценило значение прорыва русских у Олыка. Оно сочло прорыв у села Сапанов северо-западнее Кременчуга более опасным и подтянуло резервы именно туда.

Начатое 4 июня наступление Брусилова совершенно неожиданно увенчалось большим успехом, а затем русские прорвали нашу оборону и южнее Днестра. Австро-венгерские войска на северном участке потерпели поражение и вынуждены были оставить значительную часть захваченной территории. К счастью, дальше к северу наступавший русский Западный фронт не имел такого же успеха, хотя русская Ставка именно там рассчитывала на решающий результат. Виновником неудачи она сочла генерала от инфантерии Эверта, которого из-за его немецкой фамилии обвинили даже в измене.

Вместе с тем для использования неожиданного успеха Брусиловского прорыва русским надо было стянуть туда войска с других участков фронта, а это требовало времени. Но его использовали и центральные державы, которые, в свою очередь, спешно начали подтягивать подкрепления. Однако эти подкрепления использовать как единый кулак не получилось, так как ими пришлось затыкать то одну, то другую брешь.

Во время этой маневренной войны русские радиостанции вновь стали очень разговорчивы. Мы ежедневно дешифровали до семидесяти радиограмм с оперативными приказами, сводками об обстановке и сообщениями о перестановке командного состава. При этом введенные противником 16 июня новые правила ведения переговоров в эфире и новый шифр вызвали у русских недовольство, и некоторые штабы самовольно вернулись к старой системе, облегчив нам тем самым раскодирование этого нового шифра.

Успешно работала и наша агентура. В июне в виде эксперимента мы заслали к русским в тыл ряд агентов, которые для передачи нам сведений стали пользоваться почтовыми адресами наших военнопленных в России, посылая через русскую почту для пленных открытки на родину, помеченные особыми условными знаками. Для конспирации они пользовались кодом, ключ от которого был незаметно спрятан в специальных изданиях в виде русского карманного календаря или железнодорожного справочника. Другие же агенты по-прежнему работали через Швецию. В результате сведения о переброске войск и подходе подкреплений противника мы получали довольно своевременно.

После окончания процесса над Крамаром мое стремление перевестись на строевую службу в полевые войска на короткое время было удовлетворено. В начале июля мне поручили командование подразделениями на участке фронта в районе перевала Тонале, где линия обороны местами проходила на высоте до 3400 м над уровнем моря.

Мне удалось предпринять неожиданное нападение на противника, которое окончилось весьма успешно — мы потеряли лишь одного человека и то из-за его неосторожного обращения с ручной гранатой. При этом я лично участвовал в допросе пленных и выяснил расположение неприятельских войск, долгое время остававшееся для нас неизвестным. В результате наша удачная вылазка привела к двухдневному буйству артиллерийских орудий, когда в ночное время вершины гор освещались каким-то неестественным магическим светом от вспышек разрывавшихся снарядов и лучей прожекторов.

Однако, пока я зарабатывал здесь свой Крест за военные заслуги с мечами, наша разведслужба потерпела крупную неудачу. Дело заключалось в том, что еще в середине июля военный атташе в Берне неоднократно сообщал о переброске итальянцами войск с тирольского фронта под Изонцо. Но разведка даже не подозревала, какого размаха она достигла, — от нее полностью укрылось передвижение 300 000 человек, 57 000 лошадей и 9800 повозок, ведь Русский театр военных действий приковывал к себе внимание разведорганов слишком сильно. К тому же итальянцам помогло еще и то обстоятельство, что 31 июня 1916 года к ним перебежали фенрих Саймон Толя, кандидат в офицеры Якоб Спас (оба итальянского происхождения родом из города Зара), а также чех Рудольф Чарек с двумя рядовыми 23-го далматинского пехотного полка ландвера. Они дали настолько ценные показания, что ими перед наступлением снабдили весь неприятельский командный состав, о чем мы узнали потом из документов, найденных у одного пленного офицера.

Эта измена во время начавшегося 6 августа шестого сражения на реке Изонцо, несомненно, очень помогла генералу Кадорне овладеть городом Гориция, который до этого он считал сильно укрепленным. На самом же деле населенный пункт имел очень слабые оборонительные сооружения, возведенные перед самым началом войны.

Подобное являлось серьезным просчетом итальянской разведывательной службы, но ее ошибки тем не ограничились, разведка даже не подозревала о наличии за Горицией второй линии нашей обороны, на которой, как пишет генерал Капелло, захлебнулась атака итальянской пехоты, брошенной на произвол судьбы кавалерией и велосипедистами. В связи с этим следует отметить, что успех, достигнутый итальянскими войсками, в общей военной обстановке крупного значения не имел, но взятие ими долго оспаривавшейся Гориции престиж Италии все же подняло.

В связи с неудачами на Русском театре военных действий и потерей Гориции возникла необходимость значительного укрепления немецкими войсками австро-венгерского фронта против России. Поэтому со 2 августа 1916 года большая его часть была подчинена германскому командованию. А новое начальство, как известно, всегда склонно к реорганизациям.

«Людендорф намерен реорганизовать все, вплоть до последнего австрийского обоза», — сыпались донесения в Тешен. Изменения не затронули только наши разведывательные органы. Более того, немцы попросили продолжить работу нашей столь блестяще зарекомендовавшей себя службы радиоразведки.

В минувший период войны агентурная разведка в отношении Румынии, которой руководил в «Эвиденцбюро» гауптман Генерального штаба Андреас Чибур, действовала успешно. С начала 1916 года был открыт разведывательный пункт в Бухаресте с отделениями в городах Яссы и Галац, а в северной части Румынии вдоль реки Прут действовали также отдельные офицеры-наблюдатели. Кроме того, поддерживалась тесная связь с болгарской и германской разведывательными службами. В результате от нашего внимания не укрылись ни ввоз вооружения, ни весенняя переброска войск к границам, ни сокращение их численности с началом зимы, ни попытки усилить пехоту путем развертывания четырех батальонов постоянного состава и формирования запасных батальонов, а также увеличения числа стволов полевой артиллерии за счет использования крепостных скорострельных орудий.