Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феврале 1916 года русские отозвали своего военного атташе в Румынии полковника Семенова. Такое произошло якобы из-за сделанных им ошибок при оценке положения дел в Румынии. Однако не исключено, что он просто стал неприятен румынским властям вследствие своей активной разведывательной деятельности не только в отношении центральных держав, но и страны пребывания. Семенова сменил бывший русский военный атташе в Софии полковник Татаринов, и это был хороший выбор. Под маской дамского угодника, картежника и кутилы, не интересующегося военными вопросами, он великолепно справился с поставленной перед ним задачей и смог совершенно незаметно договориться с румынами об условиях их вступления в войну на стороне Антанты. Однако мы тоже не дремали — у нас имелся очень надежный источник информации, который вскоре доложил об этих переговорах.
Еще в 1915 году в Румынии стало наблюдаться заметное оживление великорумынского движения, чему способствовало создание бывшим военным министром Филипеску и сторонником вступления в войну Румынии демократом Таке Ионеску[245] так называемой Федеративной унии. Между прочим, этого Ионеску даже в Бухаресте называли бандитом и комедиантом, что не помешало ему организовать Гвардию охраны национального достоинства. Появление же на политической арене Федеративной унии с учетом складывавшейся военной обстановки и благодаря щедрым денежным вливаниям привело к многочисленным хулиганским выходкам, будоражившим общественное мнение. В общем, в руках румынского правительства появилось хорошее средство для разжигания военной истерии в нужный момент.
Тем не менее премьер-министру Братиану[246] принять решение о вступлении в войну было нелегко, ведь Румынии в таком случае предстояло воевать на два фронта — против Австро-Венгрии и против Болгарии. При этом ее завоевательные планы вынашивались против монархии Габсбургов, что предполагало использование ее главных сил именно на этом направлении. Однако интересы Антанты больше касались Болгарии, поскольку такое позволило бы облегчить наступление салоникской армии. Одновременно Братиану понимал, что болгары захотят поквитаться за 1913 год и предпримут все возможное для захвата территорий, которые им тогда не достались[247].
В конце 1916 года Верховное командование из особого источника получило сведения о том, что после успеха Брусилова Антанта стала более настойчиво склонять Румынию к присоединению, явно давая понять, что наступил момент, который можно охарактеризовать как «сейчас или никогда». Сам же Братиану, считая, что война близится к завершению, боялся опоздать к дележу добычи и поэтому был готов для переговоров. Вот только Россия не была в восторге от перспективы присоединения Румынии к Антанте и после одержанных побед рассчитывала обойтись без ее помощи. Ее позиция смягчилась только тогда, когда на русском фронте установилось равновесие сил и наступательный порыв русских явно выдохся. Однако вскоре выяснилось, что эти колебания России стали роковыми как для нее самой, так и для Румынии — удобный момент вступления в войну Румынии на стороне Антанты был уже упущен.
В начале июля премьер-министр Братиану, занимавший одновременно пост военного министра, осмотрел укрепленные районы вдоль трансильванской границы, что от нашей разведывательной службы не укрылось. А в середине месяца от нашего главного разведывательного пункта в городе Брашов[248] поступило сообщение о том, что со 2 августа в Румынии прекращаются все отпуска и ожидается всеобщая мобилизация в целях внезапного нападения. 17 июля это также подтвердил и один румынский офицер, состоявший у нас на жалованье, добавивший, что наступление должно начаться 27 августа. Тогда австро-венгерское Верховное командование сочло необходимым перебросить в Трансильванию потрепанные в боях пехотную и кавалерийскую дивизии для пополнения и образования костяка будущей армии.
Мало прояснило ситуацию и полученное нами 24 июля донесение о том, что Румыния не выступит ранее 1 августа, ведь мы так и не поняли, о какой именно дате шла речь — исчисляемой по старому или новому стилю. Однако четыре дня спустя австро-венгерский посланник граф Оттокар Чернин прислал из Бухареста сообщение, что вопрос о войне или мире будет решаться лишь 21 августа. Надо отметить, что немцы не особенно верили в достоверность этих сообщений, и только по настоянию нашего Верховного командования 29 июля в Плессе[249] состоялось совещание начальников германского и австро-венгерского Генштабов с представителем Болгарии для разработки плана операций на случай войны с Румынией. По согласованию с главнокомандующим Макензеном[250], сыгравшим большую роль в предстоявшем военном походе, и болгарским Генеральным штабом общее руководство разведывательной службой на будущем румынском фронте было возложено на нашего военного атташе в Софии, а в Трансильвании — на главный разведывательный пункт в Брашове.
2 августа 1916 года пришла телеграмма от нашего военного атташе в Бухаресте, извещавшего, что Братиану заявил графу Чернину о своем намерении сохранить нейтралитет. Прочитав это сообщение, начальник оперативного управления австро-венгерского Верховного командования генерал Метцгер, лучше информированный об истинном положении дел нашей разведслужбой, не удержался и сделал на полях его депеши пометку: «Обманщик».
Количество донесений о том, что Австро-Венгрии придется иметь дело с главными силами Румынии, возрастало, а 13 августа мы узнали о приезде в Бухарест из России французского посланника для подписания договора о союзе и вступлении Румынии в войну в середине августа по старому стилю. Полковник же Рудяну, руководивший военными поставками в Румынию из стран Антанты и подписавший в Париже, по сведениям из особого источника, военную конвенцию, вернулся в Румынию с назначением на должность командира бригады.