– Я причинила больше боли, чем думала, – сказала она. – Я говорила родным, что мне жаль, но не понимала, в чём проблема. Я не понимала, почему мама стала такой нервной и капризной, или отчего братья и сёстры злятся на меня. Они сказали, что я всё разрушила, и я думала, что разрушением было моё возвращение. Но разрушением было моё исчезновение, и те годы, которые папа провёл в попытках меня найти, и то, что происходило с родными, когда они не могли с уверенностью знать, что стало с близким им человеком.

– Но ты не виновата, – сказал Марчмонт. – Теперь все знают об этом. Все знают, что ты не убегала.

Он знал историю целиком: прогулка по каирскому базару, горничная, продавшая её – та самая горничная, которая заявила, будто Зоя убежала, и которой все поверили, потому что Зоя славилась своими побегами.

– Как будто я была настолько ненормальной, – фыркнула Зоя, – чтобы убежать в многолюдном месте, где никто не говорит на моём языке. Но все, кроме папы, поверили, что я способна на такое безумие, потому что я была дикаркой и бунтовщицей. Я дерзкая, Люсьен, но даже в двенадцать лет у меня был кое-какой здравый смысл.

Он поцеловал её в затылок.

– Немного, но есть.

Она улыбнулась.

– Я бы выбил правду у той служанки, – сказал он. – Если бы я только был там…

– Если бы даже добился от неё правды до того, как её убили, что бы это изменило? – проговорила Зоя. – Как только я оказалась в их руках, думаешь, они бы меня вернули? Ты хоть представляешь себе, какую ценность я собой представляла?

– Да, – ответил Марчмонт. – Я знаю, как ты дорога мне.

– Я была редким, очень редким созданием для них, – сказала Зоя. – Как я узнала позже, я была чем-то вроде волшебных существ из «Тысячи и Одной Ночи». Работорговцы следовали за нами из Греции. Они знали, что смогут выручить за меня очень много денег, белые рабы высоко ценятся, а я была не только европейкой, но ещё и англичанкой. У меня другой цвет кожи. Всё во мне было другим. Как много двенадцатилетних европейских девочек с голубыми глазами и светлыми волосами могло оказаться в той части света? Особенно в то время, когда в Европе шла война. Они знали, что паша заплатит за меня целое состояние, ради своего больного сына. Ради магии. Работорговцы знали, Юсри-паша поверит, что в моей власти возбудить, наконец, желание у его любимого сына Карима, и тогда он произведёт на свет сыновей.

– Ничего из этого не случилось бы, если бы не алчность одной служанки, – сказал Марчмонт.

– У них были все мыслимые причины, чтобы добиться своего, так или иначе, – продолжала Зоя. – Они предложили ей больше денег, чем она могла надеяться заработать за двадцать лет. Если бы они не подкупили её, то обратились бы к кому-то другому в нашей экспедиции. Они бы нашли способ. Они были серьёзно настроены.

– Мне следовало быть там, – настаивал он.

Зоя повернулась к нему.

– Тебе было семнадцать лет. Что ты мог сделать такого, чего не делал папа?

– Я бы нашёл тебя, – сказал Люсьен. – Я всегда тебя находил.

Она полностью развернулась и положила голову ему на плечо. Его пальцы перебирали её волосы.

– Нет, – сказала она. – Они убили горничную, чтобы быть уверенными, что она ничего не расскажет. Если бы ты нашёл меня, они бы убили тебя без колебаний. Годами я страшилась того, что ты или мой отец ворвётесь во дворец и будете убиты. Даже когда стало очевидно, что я бесполезна – что я не способна излечить Карима, и он не сможет зачать сыновей – даже тогда, они бы меня не отпустили. Он был любимцем своего отца, а я его любимой игрушкой. Они бы убили всякого, кто попытается меня забрать. Если бы ты меня нашёл, а они бы убили тебя – что бы я делала тогда, Люсьен?

Он молчал некоторое время и только продолжал пальцами расчёсывать её волосы, лаская, утешая. Зоя положила руку ему на сердце и ощутила его успокаивающее биение, в то время как она лежала, уютно расположившись рядом с его крупным телом.

– Я боюсь, что ты погибнешь в дорожной аварии, – сказал Марчмонт после длительного молчания. – Боюсь, что ты внезапно заболеешь, как заболели мои родители, и умрёшь. Я боюсь, что ты свалишься с лошади и сломаешь шею, как Джерард. Я боюсь, что ты умрёшь в родах. Я пытаюсь изгнать эти мысли из головы – мне приходилось быть мастером в том, чтобы не думать. Но с тех пор как начались проблемы со слугами, я стал… Не тётей Софронией, нет ещё, как я надеюсь. Но, кажется, я немного не в себе.

– Все эти вещи, о которых ты беспокоишься, могут случиться, – сказала она. – Со мной и с тобой тоже, за исключением родов, конечно.

Тут Зоя ухмыльнулась:

– Разве что ты умрёшь от страха, когда я стану гигантского размера, как мои сёстры.

Люсьен откинул назад голову, чтобы посмотреть на неё:

– Если ты будешь такой же огромной, как они, я точно умру от страха.

Она отодвинулась от него, чтобы руками изобразить холм над своим животом:

– Женщины в нашей семье имеют обыкновение становиться размером с дом. Очень круглый дом.

Несмотря на слабое освещение, она легко заметила, что смех заплескался в его глазах.

– Ты представляешь это себе, – сказала она.

Он кивнул. Его губы дрожали. Затем у него вырвался взрыв смеха. Он снова перевернулся на спину, и смеялся, и смеялся.

Зоя тоже смеялась.

Это был тот, хорошо ей знакомый мальчишка, который упал со смеху, когда она замахнулась на него крикетной битой.

Она вспомнила, как он встал, наконец, отсмеявшись, подошёл к ней и одним рывком поднял с земли так легко, как тряпичную куклу. Он отнёс её, колотящую его и обзывающуюся разными словами, обратно в дом и наверх, в классную комнату, где швырнул на стул.

– Научись чему-нибудь, глупышка, – сказал он тогда и вышел.

И она выучила что-то – латинский и греческий, потому что их учили мальчики, а она намеревалась знать всё, что им известно. Она училась не только сложению, но и более трудным разделам математики, таким как геометрия и тригонометрия. Она делала это не потому, что ей нравилось, а потому что их учили мальчики – и она собиралась показать ему. Она никогда не была лучшей или самой усердной ученицей. Однако Зоя научилась вещам, которых не знало большинство девочек – как скрыть страх, логически думать, не стесняться в выборе средств для достижения цели, настойчивости, и как драться, если придётся. Эти знания помогли ей выжить в гареме. Они помогли ей бежать из гарема. Они помогли ей избавиться от паразитов в этом большом доме.

Может быть, выученное ею в классной комнате и за двенадцать лет в гареме помогло ей избавить от призраков сердце этого мужчины.

Когда Марчмонт пришёл в себя, Зоя села, склонилась к нему и поцеловала.

– Если случится нечто плохое, – сказала она, – мы должны пообещать друг другу, что всегда будем помнить все моменты вроде этого, когда мы смеялись. И пока ничего не случилось, мы должны получать удовольствие от самих себя. Мы очень счастливые люди, Люсьен. Я самая счастливая женщина, и собираюсь наслаждаться своим счастьем так долго, как смогу.