— Нгангата, нам уже не раз попадались купальщики. Непохоже, чтобы они находились в опасности. Мне кажется, ему нужен только я. И потом, кто знает? Может быть, не Река уносит нас вперед, а эта лодка. Ведь она — подарок Карака, а этому богу нельзя доверять.

— Это Река, — сказал Нгангата. — Я чувствую. Он не отпустит меня.

— Попытайся хотя бы. Я так боюсь, что ты умрешь, Нгангата!

— Очень мило с твоей стороны, но, если мне суждено умереть, ты бессилен что-либо сделать. Расскажи лучше о своих снах.

Перкар не ожидал такого оборота. Он все еще надеялся уговорить Нгангату высадиться и остаться на острове.

— Я тебе уже рассказывал свои сны.

— Да. И с тех пор я все думаю о них. Расскажи мне их снова.

Перкар вздохнул.

— Мне снилась Река. Гораздо ниже по течению. Она и тут широкая, но там берега от берега не увидать. У Реки — огромный город; людей там больше, чем во всех Пастушеских землях, вместе взятых.

— Ты видел во сне этих людей?

— Да, мне снилось, как они толпятся на пристани, ловят рыбу с лодок, купаются…

— А что за девочка тебе снилась?

— Ей около двенадцати лет. Темнокожая, черноволосая, с черными глазами. Красивая, хотя на иноземный лад. Она… — Перкар свел брови и задумался. — Она печальна и как будто чем-то озабочена. Даже, я бы сказал, испугана. И мне в каждом сне хотелось помочь ей. Мне слышалось, будто она называла меня по имени, но на каком-то непонятном для меня языке. Но имеет ли это значение?

— Конечно! Сон всегда что-то означает.

— Да, конечно, — пробормотал Перкар. — Потом я стал понимать ее язык, и… просто голова кругом. Когда я просыпаюсь, это остается.

— Что остается?

— Понимание ее языка. — Перкар глубоко вздохнул, сожалея, что сейчас с ним нет фляги с обжигающим воти.

— Например, я вижу тополь, но мысленно называю его не тополь, а «хекес».

Странное слово, сорвавшись с губ, оставило неприятный привкус.

— Я вижу небо, но называю его: «йа». Как если бы сны поглощали меня, становились мной…

Нгангата спокойно смотрел на него.

— Сейчас я скажу тебе, как понимаю твои сны. Мне кажется, Дух Реки чего-то хочет от тебя и это как-то связано со снящейся тебе девочкой. Или, возможно, ты ей самой зачем-то нужен; может быть, она богиня или могучая волшебница. Ты плывешь вниз по реке силою чар, насланных каким-нибудь богом или чародеем. Я думаю, что пленен вместе с тобой, потому что Дух Реки, при всем своем могуществе, не умеет нас различать. Как и для Владыки Леса, для него нет разницы между мной и тобой. Мы пришли к Реке вместе — вот и все, что известно Духу Реки. И потом, ты разбудил его, пытаясь вести лодку вверх по течению, тут-то он нас и заметил.

— Я виноват, — вздохнул Перкар.

— Ты столько раз уже произносил эти слова, что я перестал их воспринимать, — ответил Нгангата. — Я не сержусь на тебя, Перкар. По крайней мере уже не сержусь. Река несет тебя, влечет к некой цели.

— Да нет же, — возразил Перкар. — Во всем виновата моя глупость. Выбор Духа Реки, возможно, и пал на меня, но не без моего в том участия.

Перкар впервые поведал Нгангате о Богине Ручья, о своей любви к ней, о том, как она предупреждала его об опасности, поведал о том, что его семя и кровь смешались с водой.

Нгангата слушал его спокойно, не прерывая; он молча кивнул, когда Перкар закончил свой рассказ.

— Теперь понятно, — сказал он. — Я имел несчастье встретиться с героем, возлюбленным богини. Узнай я об этом, когда мы только познакомились, я бы ринулся прочь и до конца своей жизни старался бы тебя больше не встречать. — Нгангата язвительно усмехнулся. — Мое твердое правило: держаться подальше от героев.

— Я не герой, — сказал Перкар, — а дурак.

— Тут нет никакой разницы, — заметил Нгангата. — Герой — это дурак, прославленный в песнях. Герой — это плетение словес, дабы придать ошибкам трагический вид.

— Я не…

Нгангата вздохнул.

— А ведь и я в детстве слушал песни о героях. Поначалу я восхищался и воображал себя героем вроде Анту или Рутка. Но, повзрослев, я познал себя. Понял, что никогда не смогу быть героем — героями бывают только люди, а я все-таки не вполне человек. И как только я это понял, я стал слушать песни о героях иначе, Перкар. Я стал представлять себя не героем, но другом героя или его спутником. Или, может быть, врагом.

Он многозначительно взглянул на Перкара, желая удостовериться, что тот его верно понял.

Перкар и в самом деле начинал понимать — и, хотя он молчал, видно было, что слова Нгангаты болью отозвались в его сердце.

— Судьба товарищей героя не слишком завидна, Перкар! Они погибают, чтобы герой мог мстить за них, или предают, и тогда бывают наказаны. Земля, по которой ступает герой, усеяна костями его друзей и врагов.

Перкар закрыл глаза и мысленным взором увидел мертвые лица Эруки, Апада и безымянной старой женщины в пещере. Капака не был даже погребен. Нгангата, еле живой, слабел день ото дня. Вспомнилась ему и его возлюбленная — богиня, которая хотела остановить его, спасти от судьбы.

— Ей хотелось, чтобы я был мужчиной, а не героем, — признался Перкар и с ужасом почувствовал, как слеза сбежала у него по щеке. — Она пыталась сделать из меня мужчину.

— Это редкость среди богинь, — заметил Нгангата. — Обычно боги любят делать из людей героев. Это в их натуре. Они это делают не задумываясь. В том-то и заключаются их взаимоотношения с людьми.

— Это не снимает с меня вины, — проговорил Перкар.

— Нет. Но если героя воспевают — тогда вся вина слагается с него и взваливается на богов.

Перкар с гневом взглянул на Нгангату, слезы продолжали течь у него по щекам.

— Такая песнь будет ложью!

Нгангата презрительно фыркнул:

— Песни всегда лгут. На то они и песни.

Наступила ночь. Перкар лежал на спине, глядя на звезды. Лодка мягко убаюкивала его, но он не хотел засыпать, не хотел видеть сны, которые посылала ему Река. Нгангата, несомненно, прав. Город ниже по течению, темнокожая девочка, Река — все это привело его сюда насильно, помимо воли. Когда он окажется наконец в городе и исполнит все, что от него требуется, отпустят ли его тогда? Но желанный отдых, желанное облегчение, Перкар был уверен, может принести ему только смерть. Теперь же он ничего иного так не желал, как спасения Нгангаты. Перкар хотел освободить его от себя, чтобы Нгангата перестал быть товарищем героя. Друг не заслужил такой участи. Если «Экар Перкар» станет некогда песнью, там не должно быть эпизода, где Нгангата умирал бы у него на руках.

Перкар взял меч и положил его себе на грудь.

— Как зовут тебя? — спросил он.