— Принцесса?

Хизи вздохнула.

— Я хочу вести себя как живой человек, — пояснила она. — А не то я сойду с ума.

Тзэм мрачно кивнул.

— Если ты спокойно посидишь здесь, я сейчас же пойду и скажу ему.

— Я побуду здесь еще немного, а потом отправлюсь в библиотеку. К вечеру придешь туда и проводишь меня к Везу.

— Хорошо, принцесса.

— Спасибо, Тзэм, — с жаром поблагодарила Хизи.

— До встречи, принцесса.

Тзэм поднялся и побрел прочь. Хизи поглядела ему вслед, все еще наслаждаясь солнечным зноем. Из кармана юбки она достала статуэтку полуженщины-полулошади и принялась вертеть ее в руках. Ездит ли на коне тот странный белокожий юноша из ее снов? Хизи решила — да, наверное. Он хороший всадник. Хизи была рада снам о лесах и этом юноше — по крайней мере ее тогда не мучили кошмарные сны, когда ей снились Дьен и Лэкэз. К сожалению, те, дальние сны приходили не так часто и были уже не такими яркими. Лес снился все более смутно, но зато юноша — гораздо отчетливее, чем прежде. Хизи неохотно поднялась со скамейки и отправилась в библиотеку.

— Я, конечно, не возражаю, — не уступала Квэй, — но тебе же не нравится этот Вез.

— Видишь ли, — поясняла Хизи, надкусывая сливу, — это совсем не имеет значения: нравится или не нравится. Кто только не ухаживает за девушками! И Тзэм говорит, что их обычно поощряют.

— Да, поощряют. Ты очень красивая девушка, Хизи.

— Лучше уж я была бы похожа на мешок с зерном! — фыркнула Хизи. — Это было бы в их вкусе. На мешок с зерном, у которого папочка — император.

— Наверное, — согласилась Квэй. — Но ведь знатных девушек немало. А ты к тому же и красивая — юноши это видят. С годами ты будешь очень привлекательна. Неплохо, если жена будет миловидна.

— Обо мне этого не скажешь, — запротестовала Хизи.

Квэй покачала головой.

— Погоди… И лицом, и фигурой ты в мать, я уже сейчас это вижу. И даже если ты будешь, как сестры, похожа на отца, — это тоже совсем не плохо. Они все красавицы.

— Но не такие, как его брат, — пробормотала Хизи.

Квэй, изумленная, отвернулась от плиты и пристально взглянула на Хизи.

— Что ты сказала?

— Ничего, — спохватилась Хизи. — Я просто пошутила.

— Твой дядя давно умер, Хизи, — сказала Квэй. — Какие тут могут быть шутки!

— Я знаю. — Хизи тыльной стороной ладони отерла с губ сливовый сок.

— Хорошо, — сказала Квэй, пытаясь переменить тему разговора, — а как твое свидание с Везом Йид Ну?

— О, он был очень любезен. — Хизи улыбнулась. — Воображаю, как он удивился, узнав, что я хочу его видеть. Он сам говорит, что был совершенно ошеломлен.

— Он подарил тебе что-нибудь?

— Да, конечно. Думаю, его мать раздобыла это для него.

Хизи пошарила в сумочке, чтобы достать подарок Веза — и почувствовала укол грусти, когда наткнулась рукой на бронзовую статуэтку. Вытащив подарок Веза, она поставила его на стол.

— Ах, какие прелестные духи, — сказала Квэй, разглядывая хрустальный флакончик.

— Я тоже так считаю. В следующий раз, идя на свидание, я обязательно надушусь.

— Ты опять договорилась с ним о свидании? — немного удивившись, спросила Квэй.

— Да. Завтра он пригласил меня смотреть пьесу.

— Что за пьеса?

— Она называется: «Угорь и Лев». Любовная история, наверное. — Она нараспев произнесла название пьесы, точь-в-точь как это делал Вез. Он был так взволнован, когда приглашал ее на спектакль.

— А тебе это понравится? — с сомнением спросила Квэй.

— Наверняка нет, — призналась Хизи. — Но я должна научиться переносить скуку. Не могу же я всю свою жизнь провести в библиотеке, как Ган.

— Конечно, но я не ожидала услышать это от тебя.

— Все меняется, — философски заметила Хизи, кусая еще одну сливу.

— Да, — согласилась Квэй. — Что правда, то правда.

На следующий день Хизи с утра отправилась в библиотеку. Ган, увидев ее, нахмурился.

— Я надеюсь, ты на весь день осчастливишь меня своим присутствием? — саркастически спросил он.

Хизи вспыхнула.

— Прости, Ган. Я… не знаю. Прости.

— Иного я и не ожидал, — кисло заметил он.

— Я же пришла. Чем мне нужно заняться?

— Займись чем хочешь. Вчера я разложил все книги по полкам. Между прочим, — он, насупившись, взглянул на нее, — утром приходил твой дружок. Вез, кажется. Так как тебя не было, он попросил меня передать тебе кое-что относительно драмы, которую вы будете смотреть на следующей неделе.

Хизи, слушая Гана, сгорала от стыда.

— Он сказал, что тебе нужно надеть какой-нибудь «наряд», чтобы было побольше кружев. Тебе понятно, что значит «наряд»?

— Не вполне. Он говорил, что это слово понимается в широком смысле.

— В самом деле? — язвительно фыркнул Ган.

Хизи почувствовала, как в ней закипает гнев.

— Это не твоя забота, Ган.

— Почему же? Я слишком много времени потратил на тебя, чтобы наблюдать спокойно, как ты водишься с мальчишками, которые только и рассуждают, что о тряпках! Ты могла бы заняться чем-то более достойным. Клянусь Рекой и Небесами, ты могла бы заняться чем-то более достойным.

— И что же я должна, по-твоему, делать? Мне предстоит провести здесь жизнь. Скоро я перестану быть ребенком, и от меня будут ждать определенных поступков. Для тебя, конечно, неплохо быть похороненным здесь, но ведь мой род не изгнан на чужбину! Все они здесь, все наблюдают за мной, чтобы решить: как должно со мной поступить, когда я достигну определенного возраста. Я не могу до бесконечности не замечать окружающего мира, неужели тебе не ясно?

Ган с изумлением взглянул на нее, но растерянность его длилась недолго.

— Так кто же ты? — спросил он, голос его прозвучал с неожиданной мягкостью. — Кто же это? — вновь спросил он, обращая свой вопрос к пустоте. — Та ли это маленькая девочка, которая лгала мне, чтобы проникнуть сюда? Кто научил ее разбирать, хоть и несовершенно, старинное письмо? Кто же приходил сюда день за днем, не надеясь ни на помощь, ни на поддержку, и клевал носом над книгами, потому что по ночам некогда было спать: надо было поразмыслить о прочитанном? Где она, та девочка?

Ган, пока говорил, поднялся со своего табурета; голос его звенел. От его слов у Хизи неожиданно защемило сердце.

— Сейчас все иначе, — сказала она, едва сдерживая слезы.

Ган посмотрел на нее долгим взглядом.

— Этого следовало ожидать, — сказал он в заключение и погрузился в работу.