Когда я вижу левого теоретика, в нем всегда есть что-то от этого посетителя. Чистая, светлая и крайне иррациональная вера в потенциал гиперрациональности.

Второй факт касается нюансов работы обычного советского гастронома. Мир, о котором грезил мой гость, ведь почти был реализован, разве что без Большого Компьютера. Сейчас такие магазинчики частные. Есть хозяин, он решает на месте: ассортимент, цена, штатное расписание.

А теперь представьте, что все это решается в Центре, за 5 тысяч километров, раз в несколько лет. Нужен ли третий продавец или хватит двоих? Должна ли быть уборщица? Сколько стоит молоко? От понимания на местах ничего не зависит. Нельзя нанять еще одного человека, если в магазинчике типа А, согласно всесоюзным регламентам, число продавцов равняется Б. Также нельзя сократить штат. Насчет цен все понятно – за 5000 километров лучше знают, сколько здесь стоит молоко. Строго говоря, гастроном – не частная лавочка. Это подразделение одной большой всесоюзной корпорации, и все решается в ее недрах. Так и жили. Иногда от регламентов отклонялись, чтобы выжить. Но социалист всегда будет тяготеть к чему-то подобному, вопрос лишь, насколько сильно.

Если от анекдотов (пусть даже очень жизненных, советский гастроном – это жизнь) перейти к теории… Здесь по плану – пересказ австрийской экономической школы. Но давайте ограничимся ссылкой на нее.

Тема: почему централизация не работает. Введение в тему: две рассказанные байки. Развитие темы: Мизес, фон Хайек, де Сото. Резюме: Госплан не сможет собрать, обобщить и донести до всех информацию лучше, чем это сделают свободные цены. Дело не в том, что людям не хватает доброй воли или вычислительных мощностей. Это принципиальное ограничение, следующее, вероятно, из самой структуры реальности. Информации слишком много, и она слишком часто меняется, чтобы с ней справилось одно место. Немного утрируя, сеть думает быстрее и лучше, чем дерево.

Стоит учесть: чтобы что-то знать, не обязательно еще знать, что ты это знаешь.

Предприниматель не знает об общем состоянии экономики, совокупном спросе, дефиците ресурсов и т. д. Он видит только ценники и строит свое поведение, исходя из них. И этого знания обычно хватает, чтобы все получилось. Не надо полной картины. Не надо папки с данными обо всем, если можно выстроить стратегию без нее. Например, мы довольно эффективно общаемся с другими людьми, сканируем их эмоции, понимаем, что сейчас уместно и неуместно. Но у нас нет папок на них. Попросите описать Васю, мы затруднимся. Но при этом мы понимаем, что нам делать с Васей. Так же и в экономике.

Свою централизацию социалист проводит не только по хозяйству. В культуре, образовании, морали – везде желателен Центр. «Принять единые образовательные стандарты», «решить, какие фильмы нужны стране», «выдвинуть национальную идею» – это из их репертуара. То, что разным людям нужно разное образование, разные фильмы и даже разные национальные идеи, кажется чем-то средним между недоработкой и диверсией. Можно разбирать каждый Центр в отдельности и спорить по его частностям, но давайте лучше, чтобы два раза не вставать, оспорим Центр Центров.

За любым собиранием в кучу стоит общая априорная презумпция. Кто-то позаботится о взрослом человеке лучше его самого. Можно сказать, это символ веры социалиста, не корректируемый с опытом. Предполагается, что этот кто-то, во-первых, имеет такую возможность, во-вторых, имеет такое желание. Осталось предоставить ему полномочия. Если почему-то не получается, то, вероятнее, мы ошиблись с кем-то. Нужен кто-то другой, или надо что-то подкрутить в системе по мелочи.

Обратим внимание на слово взрослый в тезисе. Если бы там было не взрослый, мы бы даже не спорили. Конечно, всегда есть кто-то, кто позаботится о ребенке лучше его самого. Родители, учителя, даже, как ни странно, чиновники. Таков уж ребенок. Но социалист полагает, что взрослые такие же. Над любым взрослым можно вообразить кого-то взрослее и повторить схему «взрослый – ребенок» к общему благу. В свою очередь, над «двойным» взрослым окажется «тройной» и т. д. Вождизм заложен в эту схему изначально. И сколь бы плох ни оказался конкретный вождь, это мало пошатнет веру в пирамидку – она все равно стоит не на опыте.

Мы полагаем, что ребенок – очевидно особый случай. Он еще крайне слаб и неопытен (простите, дети, если читаете эти строки). И у родителей обычно сильные основания его любить. Без этих причин дети обычно не появляются. Основания могут слабеть, варьироваться, но это очень серьезные гены и мемы. Пожалуйста, уберите от нас ребенка – это плохой пример. Со взрослыми все не так.

Прошу прощения за две банальности, которыми поделюсь (но поскольку их и так все знают, скорее, просто напомню).

Человек любит себя больше, чем его любит незнакомый человек. Это раз. Человек знает себя больше, чем его знает незнакомый человек. Это два.

Бывают забавные исключения вроде «доктору виднее». Конкретному доктору конкретно виднее, но в среднем две банальности действительно банальны. Из них следует третья (чуть менее банальная), о том, что социализм невозможен в базовых установках. Начальники и вожди там всегда будут не те, даже если будут лучшие из возможных. Потому что в среднем знают и любят своих подопытных меньше, чем они себя сами. А значит…

А значит, система будет оптимизирована по совокупному благу, если людям предоставить возможность самим решить, в чем оно заключается, во-первых, и как оно достигается, во-вторых.

Любое перераспределение полномочий к центру, как правило, будет ухудшать оптимальность. Чтобы система работала по принципу «вин-вин» (в выигрыше обе стороны), а не «вин-лосс» (один получил – другой потерял), оговорите, что благо одних не может достигаться за счет других. Любой, подойдя к доске, может сделать любой ход в свою пользу, при этом не ухудшая позицию для других.

В чем именно благо и польза, мы уже договорились – никто не знает. Чисто формальное условие, что они растут, если каждый решает это для себя и за себя. Отсюда следует понимание того, что такое «нарушить интересы других». Никаких содержательных теорией на этот счет, иначе окажется, что можно продавать один наркотик (алкоголь), и нельзя другой (анашу), или наоборот (и бесконечные споры на эту тему). Другим виднее, в чем их интересы. Нарушить их – сделать с кем-то то, чего он не хочет. Это несколько иное понимание преступности, чем сейчас, но люди привыкнут. То есть достаточно соблюдать принцип ненасилия, хотя лучше сказать не-агрессии. Из этой схемы, вероятно, будут исключения. В случае войны, чрезвычайной ситуации и т. д. Выписать их в отдельную тетрадочку. Она получится не такой толстой, как сейчас кажется. После этого, можно сказать, ценностная модель готова. Остальное нюансы и технологии. Если не получается, по разным причинам, воплотить такой вариант, отступаем на шаг обратно – в социализм или традиционные ценности. Этих аттракторов человечество накопило выше крыши. Можно даже взять обязательство: если по-нашему почему-то не вышло лучше, делаем по-вашему, как обычно, как в XX веке, как еще раньше. Либерализм оказывается не более чем синонимом рациональности. И не менее.