Считается, что он теоретик либерализма, но это нюансы употребления слов: то, что в Старом Свете зовется социал-демократией, в США обычно называет себя либерализмом, и все к этому привыкли. Называет и называет. Все привыкли, что либералы там левые, а не правые. Не будем выяснять, где слова употребляют правильнее (хотя нам ближе версия Старого Света, в конце концов, мы живем тут). Теория Ролза левая не потому, что он называется тем или иным словом, а потому, что развивает означенный тезис.

Ролз предлагает решать, какое общество справедливо, в мысленном эксперименте «вуаль неведения». Представьте, что мы еще не родились и не знаем, в какой семье это произойдет, в богатой или бедной. Мы не знаем, насколько наши родители будут влиятельны, не знаем также, родимся мы инвалидами или здоровыми. Можем по рождению принадлежать к большинству, а можем к любому из возможных меньшинств.

И вот в ситуации, когда люди не знают, кем они будут, им предстоит договориться, как будет устроено общество. Не зная свой жребий, они окажутся вынуждеными учитывать интересы каждого. И та модель, которая возникнет в обсуждении, будет наиболее справедливой. Мысленный ход интересный, но…

Что не так? Вас не смущает, что у всех, выстроенных перед вуалью, один равный голос? И он не изменится от того, какой жребий выпадет за вуалью? Человек еще не знает, кем он будет. Возможны все варианты: серийный убийца, нобелевский лауреат, честный труженик, мелкий иждивенец или жулик. Никаких весовых коэффициентов. Все профессии нужны, все профессии важны, включая профессии безработного и маньяка.

Мы как бы постулируем две вещи. Если мы полагаем, что люди, голосуя за ту или иную модель общества, действуют в эгоистических интересах, то мы, выдавая всем один голос, соглашаемся, что ценность нобелевского лауреата и Чикатило примерно сопоставимы. Если мы полагаем, что люди (по странным для них причинам, но мало ли) будут голосовать не за свой интерес, а за всеобщее благо, как они его понимают, мы опять постулируем равенство, на сей раз в компетенции. Ведь ученый и уголовник примерно одинаково разбираются в том, как нам обустроить Россию, Америку и все, что угодно?

Можно задаться вопросом, где именно в аксиологии Ролза возникает логическая ошибка? Нет сомнения, что здесь опять хотели как лучше – а получается раздача подарков паразитам и душегубам.

Мысль, что роль случайности надо свести к минимуму, разумна и человечна. Не игральный кубик должен решать, кому что достанется, а обстоятельства рождения – это, конечно, кубик. Главный кубик в нашей жизни. Он выпадает один раз, и наполовину все уже решено, без нас и за нас. В сословном обществе кубик решает почти все, но и сейчас он могуч. Совсем без него не получится, но можно что-то у него отыграть, а значит, нужно отыграть. Вроде все так, но незамеченной проскальзывает априорная презумпция, якобы до бросания кубика кто-то есть, с кем он и обошелся несправедливо.

Как будто до своего рождения существуют такие добрые молодцы – Иван, Степан, Селиван. Они все более-менее равны по своим достоинствам, но мироздание это игнорирует. Даже не мироздание, а какой-то злой колдун. Он злобно хохочет, кидает кости, и вот добрый молодец Иван рождается сыном министра. Снова кидаем кости. Степана рожает пьяная бомжиха в подвале. А Селиван рождается поросенком. В итоге Степан, мало того, что инвалид с детства, пять раз бит до полусмерти врагами и семь раз друзьями. Он просит милостыню, чтобы не воровать, потому что владеет только этими двумя навыками. Мимо на лимузине проезжает Степан, направляясь в ресторан, где он закусит блюдом из Селивана: поросенок подрос и тоже реализовал свой потенциал. И это очень несправедливо, особенно жаль свинью. Несправедливо. При условии, что бомжонку, поросенку и министренку предшествовали некие существа, причем равные по достоинству.

Этика Ролза как бы исходит из того, что до нашего рождения кто-то есть, с кем могут поступить справедливо или несправедливо. А там никого нет.

Поросенок – это просто поросенок, а не заколдованный Селиван, Жан или Джонатан. Мы специально сейчас придумали поросенка, потому что, ограничившись ребенком бомжа и федерального министра, рисковали потерять в наглядности. Включились бы обычные социальные стереотипы – все порядочные люди должны пожалеть понятно кого и поменять правила в его пользу: «Он же не виноват, что родился умственно отсталым в плохой семье». Конечно, не виноват, но это еще не основание для социальной политики, иначе она должна распространяться на телят, поросят и прочих живых существ, столь же не виноватых. Человек левых взглядов должен быть вегетарианцем, и мы сейчас шутим меньше, чем кажется. К чести наиболее логичных из них, они к этому и приходят – примерно из этих соображений…

Мы не находим в мире злого бога, играющего в кости на переселение душ – поэтому не находим несправедливость в точке рождения, где ее обнаруживает Ролз.

Показать странность его логики проще всего, доведя ее до предела. Если вы не окончательно придерживаетесь политической корректности, то легко согласитесь, что бывают люди красивые и не очень. А бывают совсем некрасивые. Ситуацию можно немного улучшить личным усилием, но вообще-то все уже решено в самом начале – какие гены, то и будет налицо. И на лице. И даже то, насколько мы будем улучшать эту ситуацию, в значительно мере определят наши гены (только другие).

Согласно Ролзу, это та самая несправедливость от рождения: урод не выбирал родиться уродом. Без нашего участия разыграли довольно крупную ставку. От внешности, например, зависит такая в среднем важная людям вещь, как сексуальная привлекательность. Если смотреть по Ролзу и обладать политической волей, с этим надо что-то делать. Как минимум красивых людей стоит обложить налогом, а некрасивым выделить пособие. Придется разработать коэффициенты красоты и уродства, но дело важное, разработаем. Наймем несколько тысяч чиновников дополнительно, они и разработают, и проследят. Содержать их будем за счет части нового налога. Поскольку некрасивых избирателей больше, то нас поддержат!

Но можно пойти дальше. Как известно, не все позволительно купить за деньги. Если вы социалист до конца, у вас должна мелькнуть мысль о натуральных льготах: самых красивых обязать заниматься сексом с самыми некрасивыми. Никаких перегибов и сексуального рабства, только справедливость: выровнять количество секса на душу населения, или хотя бы подровнять. Мера, конечно, радикальная, на любителя. А вот пособие для некрасивых, если эту меру предложить перед вуалью Ролза, скорее всего, утвердили бы большинством голосов. Люди ведь в первую очередь хеджируют риски. Я не знаю, какого я буду пола, – рассуждает пока еще бестелесный идеальный избиратель, – но если я буду красавцем или красавицей, жизнь, можно сказать, уже удалась. В крайнем случае, буду торговать лицом и телом – за это платят лучше, чем за обычную работу. Бедным я подам – не обеднею. А вот если суждено родиться уродкой… Пусть хоть будет пособие. Все, я за налог!

Мы специально, как в случае с поросенком, привели крайний, на грани абсурда пример. Но это следствие единой логики вуали. Если это неприемлемо, то все остальное неприемлемо тоже. Что – все остальное? Назовем это «налогом на различие между людьми в пользу худших». Звучит отталкивающее, но вообще-то это принято в большинстве стран мира. Называется прогрессивное налогообложение.