В глазах Джека вспыхивает печаль. Таким Эван его еще не видел.

– Да, иногда, – говорит Джек. – Но остальное время все, что нас не убивает, просто делает нас слабее.

* * *

У Эвана стучало в голове. Или не в голове? Стук доносился из внешнего мира.

Кто-то стоял у двери пентхауса.

Протерев глаза, чтобы скрыть сонливость, Эван спустил ноги с кровати. Для этого ему пришлось приложить меньше усилий, чем он ожидал. На полу валялись шприцы, пустые флаконы из-под физраствора, бинты. Эван взглянул на часы. Прошло два с половиной дня с тех пор, как он добрался домой. Этого времени с лихвой хватило бы, чтобы найти пролитую им кровь, просмотреть записи камер наблюдения и позвонить в полицию.

Эван быстро набирал силы, эпоген творил чудеса – вот она, мощь современной медицины! Кожа на краю раны побаливала, в боку все еще кололо при движении, но Эван уже чувствовал себя значительно лучше. Да, в ближайшее время ему не следует качать пресс, но с сегодняшнего утра он опять на ногах.

Он надел свободную футболку, натянул джинсы, сунул за пояс кольт и подошел к двери. Если это копы, он заблокирует дверь и спустится из окна на веревке.

Наверное, настало время оставить все позади.

Камера наблюдения показывала, что за дверью стоит Хью Уолтерс в роскошном спортивном костюме в полоску. Эван сунул пистолет за пояс джинсов сзади и открыл дверь.

– Ты должен кое-что мне объяснить, – с порога заявил Хью.

– Я понимаю, – ответил Эван. – Но прежде чем ты что-нибудь сделаешь, пожалуйста, дай мне возможность…

– Ты намеренно покинул встречу жильцов до завершения голосования! И я решил проверить записи о твоем посещении заседаний. Знаешь, что я обнаружил?

Эван, не договорив, застыл на месте. Сраженный наповал, он сумел только покачать головой.

– Своим недопосещением голосований ты не выполняешь правил – правил, а не просто каких-то пожеланий, – указанных в документах ассоциации жильцов.

Эван вышел в коридор. Ни кровавых пятен на ковре, ни отпечатков ладони на стене. Кто-то убрал за ним? И Хью ни о чем не узнал?

– Таким образом, – гнул свою линию Хью, – на тебя налагается штраф за нарушение устава. В размере шестисот долларов.

– Штраф, – эхом откликнулся Эван.

Похоже, благосклонность ученого-аматора поугасла, но это сейчас тревожило Эвана меньше всего. Ему нужно было выяснить, рассекречен ли он. И если да, то кем.

Вздохнув, Хью снял очки в черной оправе и протер глаза.

– Слушай, Эван. Я знаю, что тебе все это не кажется важным. Хочешь верь, хочешь нет, для меня это тоже не важно. Откровенно говоря, мне наплевать на замену коврового покрытия и ограничение уровня шума.

Эван моргнул.

– Но для большинства жильцов важно чувствовать себя частью общины. Мы живем в огромном городе, и у некоторых из нас… ассоциация жильцов – все, что остается. Поэтому просто… просто подумай об этом, ладно?

Застигнутый врасплох такой внезапной откровенностью, Эван кивнул:

– Подумаю.

В коридоре раздался сигнал подъехавшего лифта – дзинь! Дверь открылась, и из кабинки вышли Мия и Питер. Мия несла в руках пакет с продуктами, наружу торчал французский багет.

– Ага. – Хью хмыкнул. – Может быть, я ошибся.

Заговорщически подмигнув Эвану, он направился прочь по коридору, не забыв поздороваться с Мией и Питером.

Эван ждал их в дверном проходе. Питер вцепился в лямки ранца, распределяя вес по спине.

– Нам можно войти? – спросила Мия.

Эван отступил в сторону. Питер тут же начал носиться вокруг островка кухни. Мия медленно повернулась на все триста шестьдесят градусов, осматривая огромное помещение.

– Ух ты! Ничего себе квартирка.

Эвану подумалось, что раньше никто не заходил к нему просто так, в гости. Никогда.

– Мы принесли тебе поесть. – Мия поставила пакет с продуктами на стойку. – И заодно решили убедиться, ну… ты сам понимаешь… что ты не умер.

Питер прижался лбом и ладошками к холодильнику и начал дышать на нержавейку – наверное, хотел порисовать на ней пальцем. Мия и Эван отошли в комнату, чтобы поговорить с глазу на глаз. Женщина остановилась у груши для кикбоксинга и легонько пнула ее.

– Как ты решил проблему с раной? Хотя… – Мия всплеснула руками. – Стой. Я не хочу этого знать. Мне нельзя это знать.

Эван подошел к ней и остановился с противоположной стороны груши.

– Так это ты! Ты убрала за мной кровь.

– Да.

– Почему? Ты ничего не была мне должна. То, что я сделал для тебя и Питера…

– Я поступила так не потому, что была в долгу перед тобой, Эван. А потому, что хотела… – Мия закусила губу. – Ну… Может быть, теперь ты поймешь, каково это – в ком-то нуждаться.

На Эвана нахлынули воспоминания. Прошло так много лет… Он вспомнил выражение лиц тех малышей из проезжавшей мимо машины. Связку веток, сломавшуюся под ножом Джека. Яркие термосы и пакеты с завтраками.

Вспомнил он и то мгновение в спальне Мии, нежность ее губ, музыку Оскара Питерсона. «Что делает тебя счастливым?» Насколько же она отличалась от Кэтрин – с вытатуированным словом «страсть», кроваво-красной помадой, обаянием и роскошью, фарфоровой кожей, чарами, спадавшими только в тот момент, когда она начинала орудовать ножом. «Что делает тебя счастливым?» Что, если бы тот вечер с Мией, насыщенный ароматом лемонграсса и музыкой «Гимна свободе», закончился иначе? «Начни спорить со мной. Накричи на меня. Обвини. Разозлись».

– Считай это подарком на прощание, – сказала Мия.

Наверное, его лицо выдало больше, чем Эван хотел бы, потому что глаза женщины наполнились слезами.

– Прости, Эван. Но мне – нам – нельзя, чтобы ты был рядом. Это слишком опасно. – Мия протянула руку, дотронулась кончиками пальцев до его груди. – Я была бы безответственной матерью, если бы…

– Спасибо тебе. За то, что ты сделала.

Мия вздохнула. Ее грудь заколыхалась.

– Значит, все.

– Да, – откликнулся Эван. – Все.

Она уже повернулась, собираясь уходить, но затем остановилась.

– Твой лоб. На нем остался порез.

Эван потянулся ко лбу. Царапина, появившаяся тогда, когда он вылетел через окно.

– Ничего страшного.

– Нет уж. – Мия достала из сумки цветной пластырь и развернула упаковку. С тыльной стороны пластыря широко улыбался Кермит.

– Ты серьезно? – ухмыльнулся Эван.

– Боюсь, что да.

Он наклонился, и Мия осторожно наклеила пластырь. Помедлив, она коснулась губами его лба.