Мои друзья и раньше умирали на полях сражений – больше того, моя жена, Тахира, погибла во время битвы, – и это всегда производило на меня одинаковое впечатление. Я ощущал острый укол скорби, которая тут же отступала в дальний угол сознания до тех пор, пока не появлялась возможность предаться ей по-настоящему; но сейчас моя ярость кельта достигла ослепительно белого кипения, и ослабить ее могла лишь кровь врагов.

Гибель Гуннара что-то переключила в моем сознании, и я превратился в кельтского воина – бесстрашное безрассудное существо, которое убивает до тех пор, пока может убивать. Красная пелена затуманила зрение, слюна вскипела в уголках рта, в легких начал зарождаться рев.

Я побежал к телу Фрейра и сразу принял человеческую форму. Он был мертв, Гунгнир сделал свою работу. Я вырвал зачарованное копье, чтобы использовать его еще раз, и принялся искать новую цель, но всех врагов закрывали мои друзья – пока я не поднял глаза. И увидел двух воронов, круживших над схваткой между ледяными ётунами и асами: Хугин и Мунин. Я не знал, кто из них кто, но если они исчезли, когда Один потерял сознание, что произойдет с Одином, если один или оба ворона погибнут? Пришло время узнать ответ.

Выбрав одного из воронов, я изо всех сил метнул Гунгнир правой рукой и взглядом проследил за его полетом. Оно описало изящную дугу – так летит футбольный мяч после удачного удара, направленного в угол ворот, – с безошибочной точностью нашло свою цель и пробило грудь птицы. Когда ворон по спирали рухнул на снег, Один застыл в процессе атаки на Хрюма, что позволило ледяному великану нанести ему могучий удар ледяной дубиной. Одноглазый бог рухнул, как мешок с костями, и его падение привлекло внимание потрясенной Фрейи. Богиня закричала, прекратила собственную атаку, развернула колесницу и бросилась на помощь. Она торопилась и забыла, что у ледяных великанов очень длинные руки. Суттунг схватил ее и стащил с колесницы – и в тот же миг она оказалась покрыта льдом от пяток до макушки, став богиней фруктового льда. Колесница, запряженная кошками Фрейи, понеслась в сторону Одина.

– Гра-а-ах! – ликующе взревел Суттунг, держа над головой свой приз. – Я ее поймал!

– Отец! – закричал ас в черном – это действительно был Видар.

Он вышел из схватки с ледяными великанами более успешно, чем Фрейя, и бросился на помощь Всеотцу. Наступило самое подходящее время для отхода – у нас оставались хорошие шансы унести ноги, или я мог помочь Лейфу, Чжанг Голао или Перуну, которые вели смертельные схватки с асами, но вместо этого я схватил Фрагарах и бросился за сыном Одина, забыв в пылу сражения все предупреждения Иисуса и Морриган.

А мне бы следовало их помнить.

Что-то ударило меня в левый бок, когда я бежал, сбило с ног, я неуклюже рухнул в снег и сразу ощутил боль, а моя рука наткнулась на древко стрелы, застрявшей под ребрами. Из-за мучительной боли я не мог дышать, но мне удалось понять, что произошло. Улль выстрелил в меня, а не в Перуна, увидев, что я стал удобной целью. Я потянулся к магии медвежьего амулета, чтобы подавить большую часть боли, и с трудом поднялся на ноги. Повернувшись, я увидел, как Перун своим топором рассек ублюдка надвое. Я смог набрать полные легкие холодного воздуха, но желание продолжать сражение покинуло меня вместе с выдохом. Ко мне вернулась способность мыслить: пусть Видар заберет тело Одина, подумал я, мне же пора заняться собственными ранами.

Внутри у меня царила кровавая неразбериха, и я понимал, что дальше будет только хуже. Наконечник стрелы не вышел наружу, а это будет необходимо сделать, прежде чем я смогу сломать и вытащить древко. Перун, искавший нового противника, заметил, как я барахтаюсь в снегу, и я слабо помахал ему рукой. В нем также сидело три стрелы, все в конечностях и с левой стороны. Первые две я заметил раньше – в левой руке, – третья попала в бедро, что заставляло его заметно хромать, когда он наполовину шел, наполовину прыгал ко мне. Пять уцелевших ледяных великанов столпились вокруг замороженной Фрейи, которую не выпускал из рук торжествующий Суттунг.

Пока Перун шел ко мне, на поле боя продолжались две яростные схватки. Тюр обнаружил, что он не в силах противостоять ударам Чжанг Голао в стиле пьяного боксера. Его атаки уходили в сторону или задевали объемные одеяния бессмертного, и ему оставалось лишь прикрываться щитом.

Чуть дальше от нас, почти у самой ледяной стены, воздвигнутой ётунами после нашего появления здесь, продолжалась отчаянная дуэль Лейфа и Тора. Мне казалось, что скорости и мастерства фехтовальщика Лейфу должно хватить для победы, однако Тор и сам был быстрым, как молния. К тому же его новый щит оказался намного лучше по сравнению с предыдущим; вероятно, он наложил на него сильное защитное заклинание.

Перун подошел ко мне справа, положил мою руку на свое волосатое плечо, и мы вместе поковыляли к корню Иггдрасиля.

– Óдин убит? – спросил он.

– Не думаю. Я достал одного из его воронов, так что он лишился либо разума, либо памяти. – Оставшийся ворон кружил над тем местом, где упал Один. Видар склонился над ним, пытаясь привести отца в сознание. – К тому же представь, как ты будешь себя чувствовать после удара по голове ледяной дубиной Хрюма.

Русский бог грома рассмеялся.

– Ну, меня все устраивает. Для мудрого человека лишиться разума или памяти хуже смерти.

– Нам нужно выбираться, – сказал я. – Если здесь появятся другие асы или эйнхерии, мы не справимся.

Двое из нас и пятнадцать ледяных великанов погибли. Мы могли отступить, когда погибло только два ледяных великана, а Вяйнямёйнен и Гуннар еще были живы; от этой мысли мне захотелось плакать.

– Da. Это правда. Но Тор все еще в порядке и продолжает драться.

– Лейфу не помешала бы наша помощь.

Перун криво усмехнулся.

– Не думаю, что сейчас мы в состоянии кому-то помочь.

Лейф пытался обойти клинком щит и кружил возле бога грома. Ему было достаточно нанести один удачный удар Мораллтахом, чтобы все закончилось. В отличие от Фрагараха, Мораллтах не мог рассекать любые доспехи и щиты, зато убивал одним ударом. Отсечь мизинец, задеть икру, поцарапать предплечье – не имело значения; все раны, нанесенные Мораллтахом, оказывались смертельными. Во всяком случае, так считалось. Впрочем, я ни разу не видел, как это работает: норнам я отсек головы, не прибегая к магии Мораллтаха. Однако Тор с легкостью отражал щитом выпады Лейфа, изредка сам наносил ответные удары молотом, но Лейф всякий раз успевал отскочить в сторону.

Из увиденного я сделал вывод, что мой друг чуть-чуть, но быстрее бога грома. Однако Лейф пока не догадался, как обойти щит, и я понимал, что ему требовалось что-то новое. И как только я об этом подумал, стремительное перемещение вампира по кругу прекратилось, и он остановился напротив щита Тора, на расстоянии примерно в десять ярдов. Человеческая грудь в такой ситуации отчаянно вздымалась бы и опускалась, но Лейф застыл в полнейшей неподвижности, превратившись в статую белого блондина ниндзя на белом поле. Слегка согнутая в колене левая нога в сапоге стояла впереди правой; правую руку он отвел в сторону, рукоять Мораллтаха поднята на уровень уха, холодная голубая сталь клинка занесена над головой.