Хорь только хмыкнул, а Ярилов вступился за соотечественников:

– Это не так: были в нашей истории и восстания, и свержение неугодных правителей. Но такие события происходят, когда переполняется чаша терпения. А она у моего народа весьма вместительна.

Так, с разговорами, вернулись к городским воротам. Дмитрий решил, что разведку можно считать успешной: что хотели – разузнали, и не привлекли ненужного внимания. Можно сказать, повезло.

Жаль только, что Ярилов забыл сплюнуть три раза.

У ворот был затор: проверяли деревенский обоз. На телегах блеяли связанные бараны, визжали в мешках поросята; крестьяне ругались со стражниками, отказываясь платить мзду. Проснувшийся от жуткого шума хмурый десятник вылез на свет. Разглядел мутными глазами сидящую на телеге дородную молодуху, крякнул от удовольствия. Дёрнул девушку за косы и потащил в свою берлогу, приговаривая:

– Пошлиной будешь, сисястая.

Бородатый пожилой мужик, отец пострадавший, зарычал и схватил с телеги топор: двое товарищей вцепились, уговаривая:

– Пусть дочка за опчество пострадает: с неё не убудет, с толстомясой…

Мужик сник, но тут вмешался Анри, откинул клобук и закричал:

– Нечестивый, немедленно оставь эту несчастную пейзанку и принеси извинения ей и её седовласому отцу!

Десятник обернулся, не выпуская волос жертвы. Удивлённо посмотрел на франка и заметил:

– Тебе-то чего, монах? Аль тоже сладкого захотел? Так вам вроде не положено? Иди, куда шёл, а в мирские дела не лезь. А то я на твой сан не посмотрю да велю выдрать вожжами.

Дмитрий понял, что избежать драки не получится: шевалье становился сам не свой, когда ему грозили унижающей достоинство поркой. Всё завертелось: тамплиер в два прыжка настиг десятника и свалил его одним ударом посоха. Дмитрий поднял упавший в грязь топор и пошёл на стражников. Хорь выхватил нож из-за голенища (ведь захватил всё-таки с собой, разбойник!), приставил к шее стражника и ласково увещевал:

– Ты, милок, не дёргайся, чтобы горлышко не порезать, а тихонько достань меч и отдай мне.

Молодуха, очнувшись, завизжала. Вываливались из караулки встревоженные охранники, зарезанным кабаном верещал сбитый с ног десятник. Из проулка послышался топот копыт.

Дмитрий прокричал:

– Уходим, уходим!

Схватил трофейный клинок, подтолкнул разгорячённого франка. Распорол подол рясы, оборвал, чтобы не стесняла движения. Подивился:

– Бедные бабы, как они в платьях бегают?

И рванул к лесу.

* * *

– Ну всё, заплутали. Тьфу ты. И охота была тебе, Анрюха, за ту девку заступаться?

Хорь обессиленно опустился на поросший мхом поваленный ствол. Лес вокруг стоял неприветливый и явно не собирался выручать чужаков.

Франк начал вяло говорить про честь рыцаря и долг защиты слабых, но быстро умолк – тоже устал.

Преследователи оказались упрямыми: долго не отставали, гнали побратимов через бурелом, как дичь какую. Самых прытких святополчан ждал неприятный сюрприз – троица переодетых «монахов» устроила засаду и перебила передовую группу. Но несколько часов бегства сквозь густой лес вымотали неимоверно, а главное – побратимы окончательно заблудились. Начинало темнеть, и впереди была холодная ночь. Дмитрий поискал в котомке, спросил у друзей:

– А спички кто-нибудь догадался захватить?

– Чего? Как ты сказал? – удивился бродник. – Зачем нам гвозди деревянные? Или ты в сапожники подался, брат?

Ярилов тихо выругался: действительно, какие тут спички, в тринадцатом веке. Это слово другое значение имело: просто заточенная палочка. Надо было ещё зажигалку попросить, желательно «зиппо».

– Говорю, огонь есть чем развести? Замёрзнем ведь. Да и ужин сообразить не мешало бы.

Товарищи порылись в своих вещах и погрустнели: никто кресало и кремень захватить не сообразил.

Анри вдруг потянул сырой воздух тонкими ноздрями, заметил:

– Грезится мне, что пахнет дымом. А значит, близко жильё.

Хорь пробурчал:

– Да какой дурак в такой глухомани жить будет? Мерещится тебе. Унюхал он дым, ага. Ври, да не завирайся.

Тамплиер раздул отверстия немалого носа ещё больше, но теперь от гнева:

– Никто не смеет безнаказанно обвинять рыцаря во лжи! Я – уроженец Бургундии, вырос среди тонких ароматов и разнообразных запахов, и уж отличу чёрный трюфель от белого, эстрагон от розмарина, а дым от болотного тумана! Готовься к поединку, дабы ответить за глупые слова!

– Достал ты меня, Анрюха, давно пора тебе сопатку-то твою выдающуюся разбить, – решил Хорь и начал подниматься, сжимая трофейный клинок.

– Тихо! – прикрикнул Дмитрий на готовых схватиться побратимов. – Огонёк вижу. Пошли, глянем.

* * *

– Вот, князь. Этот говорил, что одного из ложных монахов признал.

Святополк посмотрел на бойца холодно, кивнул:

– Рассказывай.

Ёжась под строгим взглядом, парень объяснил:

– Я же, того. В добришевской дружине служил. А как энтот рыжий припёрся, так жизни не стало. Ну и вот. Ни выпить, ни с девками погулять. Я и ушёл домой.

– Сбежал из войска, идущего на врага, – констатировал Святополк, – ну и что? Мне тебя батогами выдрать и на виселице вздёрнуть, труса? От меня чего хочешь?

Парень совсем испугался и заблеял:

– Так того. Говорю же: как драка завязалась у ворот, я же признал сразу. Того, рыжего. Ярилу, значить. И второй с ним был, франк. Тоже гонял нашего брата почём зря, всё заставлял мечом махать – это, значит, вроде бы учиться. А чего учиться-то? А третьего не признал, нет. Не было такого в дружине. Кабы был – я бы так и сказал. А коли его не было – так чего я буду врать? Не было его! Вот те крест, князь, хошь – на дыбу меня тащи. То же самое и скажу – не было третьего!

Святополк схватил парня за грудки, зашипел:

– Ты меня вконец запутал, дурак. Какой ещё третий? Кого ты видел там, у ворот? Кто под личиной монашеской прятался?

– Так говорю же, – прохрипел бледный от ужаса дезертир, – воевода наш, Дмитрий Ярило. Конь у него золотой. Его сам блаженный Тимоша воеводой назначил.

– Коня назначил воеводой?! Ты пьяный, что ли?!

– Да не, не коня. Дмитрия. И франк вот этот, помощником. Тоже монахом переоделся. Он и десятника нашего угробил там, у ворот. А третьего – не, не признал я. Что хочешь делай со мной, князь, но не видал я этого третьего раньше. А если бы вдруг видал…

– Молчать! – заорал Святополк. – Ещё раз упомянешь третьего – велю тебе урезать язык. Пшёл отсюда.

Захватчик Добриша потрогал пальцами гремящие виски. Так, всё понятно: князь Тимофей призвал на помощь своего воеводу Дмитрия. И ещё кого-то. Стало быть, не вся добришевская дружина сгинула в битве на Калке. Значит, надо поймать этих лжемонахов: они и на пропавшего Тимофея выведут, и на дочь его непокорную, Анастасию. Одна шайка.