Верхушки деревьев в Запретном лесу раскачивал ветерок. Гарри смотрел на них, радуясь свежему воздуху, обвевавшему лицо, думая, что скоро квиддич… И вдруг увидел: из чащи, словно громадная нелепая птица, поднялась большая крылатая лошадь-рептилия, с раскинутыми перепончатыми, как у птеродактиля, крыльями — в точности такая, как те, что были впряжены в хогвартские кареты. Она описала в воздухе большой круг и снова опустилась в чащу. Все это произошло так быстро, что Гарри не мог поверить своим глазам; однако сердце у него бешено забилось.

Позади открылась дверь. Он вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел Чжоу Чанг с письмом и свертком в руке.

— Привет, — машинально произнес он.

— Ой… привет, — испуганно отозвалась она. — Я думала, тут никого не будет в такую рань… Только что вспомнила: сегодня мамин день рождения.

Она показала сверток.

— Ага, — пробормотал Гарри. У него словно что-то заклинило в голове. Он хотел сказать что-нибудь забавное, но мысли были заняты ужасной крылатой лошадью. — Хорошая погода. — Он показал на окно. Внутри у него все съежилось от растерянности. Погода. О погоде заговорил…

— Да. — Чжоу поискала взглядом подходящую сову. — В самый раз для квиддича. Я всю неделю не выходила. А ты?

— Тоже, — сказал Гарри.

Чжоу остановила выбор на одной из школьных сипух. Подманила ее к себе на руку, и птица услужливо выставила лапу, чтобы к ней прикрепили посылку.

— А что, у Гриффиндора есть уже новый вратарь?

— Да. Мой друг Рон Уизли, знаешь его?

— Это который ненавидит «Торнадос»? — холодно осведомилась Чжоу. — А играть-то может?

— Да, — сказал Гарри. — Думаю, да. Хотя в игре его не видел. Отбывал наказание.

Чжоу перестала привязывать посылку к совиной лапе и подняла голову.

— Эта Амбридж подлая, — сказала она, понизив голос, — наказала тебя за то, что ты сказал правду про… про его смерть. Все об этом слышали, вся школа знает. Ты храбро поступил, что не поддался ей.

Гарри сразу ощутил такую легкость, что, казалось, вот-вот поднимется в воздух с заляпанного пометом пола. Какое ему дело до этих дурацких летающих лошадей? Чжоу считает, что он вел себя храбро. Он даже подумал, не показать ли ей — как бы случайно — порезанную руку, пока помогает привязывать посылку… но в ту секунду, когда возникла эта соблазнительная мысль, дверь совятника снова распахнулась.

Пыхтя, вошел смотритель Филч. Его обвислые, с прожилками щеки были в красных пятнах, подбородок дрожал, жидкие седые волосы взъерошены — он явно бежал сюда. Миссис Норрис семенила следом, поглядывая на сов и алчно мяукая. Наверху беспокойно зашуршали крылья, и большая бурая сова угрожающе щелкнула клювом.

— Ага, — сказал Филч, решительно шагнув к Гарри и гневно тряся дряблыми щеками. — Мне сообщили, что ты намерен послать большой заказ на навозные бомбы!

Гарри скрестил руки на груди и хмуро уставился на смотрителя.

— Кто вам сказал, что я заказываю навозные бомбы?

Чжоу, тоже нахмурясь, переводила взгляд с Гарри на Филча, и сипуха, устав стоять на одной ноге, укоризненно ухнула. Чжоу пропустила ее напоминание мимо ушей.

— У меня свои источники, — самодовольно прошипел Филч. — А ну-ка, дай сюда свое письмо.

Радуясь, что не замешкался с отправкой письма, Гарри сказал:

— Не могу, уже отправлено.

— Отправлено? — Лицо Филча исказилось от ярости.

— Отправлено, — невозмутимо подтвердил Гарри.

Филч захлопал ртом и стал обшаривать глазами мантию Гарри.

— А почем я знаю, что оно у тебя не в кармане?

— А потому…

— Я видела, как он отправил, — сердито вмешалась Чжоу.

Филч повернулся к ней:

— Видела?..

— Да, видела, — уже свирепо сказала она. Наступила пауза; Филч раздраженно смотрел на Чжоу, она отвечала ему таким же взглядом. Наконец он повернулся и зашаркал к двери. Взявшись за ручку, обернулся к Гарри:

— Если только учую навозную бомбу…

Он затопал вниз по лестнице. Миссис Норрис бросила последний жадный взгляд на сов и поспешила за ним. Гарри и Чжоу переглянулись.

— Спасибо, — сказал Гарри.

— Не за что. — Чжоу, покраснев, привязала наконец сверточек к лапе сипухи. — Ты ведь не заказывал бомб, правда?

— Конечно, — сказал Гарри.

— С чего же он взял, что ты заказывал? — спросила она, неся птицу к окну.

Гарри пожал плечами. Он был озадачен не меньше ее, но сейчас его это почему-то мало волновало.

Из совятника они вышли вместе. У входа в коридор, который вел в левое крыло замка, Чжоу сказала:

— Мне сюда… Ну… до встречи, Гарри.

— До встречи.

Она улыбнулась ему и ушла. Окрыленный, Гарри двинулся дальше. На протяжении всего разговора с ней он ни разу не смутился. «Ты храбро поступил, что не поддался ей…» Чжоу назвала его храбрым… она не проклинает его за то, что он остался жив.

Конечно, она предпочла Седрика, это ясно. Хотя, если бы он пригласил ее на бал раньше Седрика, все могло бы обернуться иначе… Кажется, ей действительно было жаль, что приходится ответить отказом на приглашение Гарри.

— Доброе утро, — весело сказал он Рону и Гермионе, усаживаясь за стол Гриффиндора в Большом зале.

— Чего это ты такой довольный? — удивился Рон.

— Ну… квиддич скоро, — радостно сказал Гарри, придвигая к себе большое блюдо яичницы с беконом.

— А-а… да. — Рон положил свой тост и глотнул тыквенного сока. — Слушай, ты не против пойти со мной чуть раньше? Немного погонять меня перед тренировкой? Чтобы я слегка пообвык.

— Давай, конечно, — сказал Гарри.

— Слушайте, по-моему, не стоит, — вмешалась Гермиона. — У вас обоих масса несделанных уроков, а вы…

Но она не закончила фразу: прибыла утренняя почта, и к Гермионе, как всегда, спускался «Ежедневный пророк» в клюве ушастой совы, которая приземлилась в опасной близости к сахарнице и протянула лапу. Гермиона сунула ей в кожаный мешочек кнат и, когда птица взлетела, критическим взглядом пробежала по первой странице.

— Что-нибудь интересное? — спросил Рон.

Гарри улыбнулся: понятно было, что Рон хочет отвлечь ее от неприятной темы домашних заданий.

— Нет, — вздохнула она. — Сплетня о бас-гитаристке «Ведуний» — выходит замуж.

Гермиона развернула газету и скрылась за ней целиком. Гарри занялся второй порцией яичницы. Рон с несколько озабоченным видом смотрел на высокие окна.

— Постойте, — вдруг сказала Гермиона. — Ох, что же это… Сириус!