призвать Риссу к ответу, и мы понятия не имеем, где Сай и чего ждать от него дальше.

После краткого отдыха юноши снова ушли – на этот раз на поиски Сая и Риссы, а если повезет, и трессион-отвертки, которая теперь оставалась единственным реальным шансом добраться до нужных камней.

Я собиралась было пересказать Кьяре наш с Тайли разговор, но потом передумала: упоминать при сестре Ферна мне не хотелось. Поэтому я молча помогла ей прибраться, а потом принести для Тайли нагретую воду с крыши: по просьбе Кьяры Нейт с Кинном подняли туда несколько ведер.

Такая забота о пострадавшей девушке была достойна уважения, но, увидев, как Кьяра помогает ей дойти до ванной и показывает аккуратно сложенную стопку чистой одежды, я внезапно почувствовала острый укол ревности.

Да сколько же можно возиться с этой Тайли?

Поймав себя на подобной мысли, я замерла. Нет, так нельзя. Тайли пришлось через столько пройти, как можно быть такой черствой? И я постаралась выбросить лишние размышления из головы.

После того как Тайли привела себя в порядок, она принялась расспрашивать про браслет из хризалиев и, узнав, что он принадлежит Кьяре, со многими охами и ахами тут же вернула его. А потом уточнила:

– Как действуют эти камни? Я же не всё время спала? Просто я ничего не помню – не помню, как перевоплощалась…

Мы с Кьярой обменялись напряженными взглядами, и сестра заверила девушку, что в редких случаях потеря памяти вполне возможна. Едва мы оказались наедине, Кьяра без слов отдала браслет мне.

Весь оставшийся день я наблюдала за тем, как сестра по первому зову бежит к Тайли, приносит воду и размоченный хлеб или просто сидит рядом, и чувствовала, как в груди разгорается странное жжение – всё сильнее и сильнее.

Мне удалось немного отвлечься, когда вернулись юноши – к сожалению, без новостей. Потом Нейт с Ферном ушли в соседнюю квартиру, где обосновались в последнее время, – они собирались немного поспать и продолжить поиски Сая ночью. Мы же с Кьярой, Кинном и Тайли остались вчетвером.

Тайли тоже решила немного полежать, жалуясь на усталость. Поправляя одеяло, Кьяра мягко сказала ей:

– Отдыхай.

Жжение в груди стало нестерпимым, и, стиснув зубы, я несколько секунд смотрела на ничего не подозревающую Кьяру. Затем я ушла в пустую гостиную, чувствуя, как грохочет мое сердце.

Там я замерла у окна, погруженная в тяжелые мысли, и стояла до тех пор, пока напротив не загорелся световой щит, а комнату не наполнили сумерки.

Что со мной? Почему мне так невыносимо наблюдать за тем, как Кьяра ухаживает за больной девушкой? Внезапно я представила, что это я лежу на кровати с синяками на шее, а Кьяра ласково смотрит на меня и поправляет сбившееся одеяло. От этой картины дыхание у меня перехватило и на глаза навернулись слезы.

Почему Кьяра дарит Тайли столько внимания, а меня отталкивает? Ведь ее сестра – я, а Тайли – никто!..

Сердце закололо от боли, и я закусила губу.

Я всю жизнь прожила без сестры и узнала о ней меньше месяца назад, так почему же мне так мучительно хочется, чтобы она меня признала? Почему так больно от того, что она держит меня на расстоянии?..

– Вира, с тобой всё в порядке?

Голос Кинна заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидела его темный силуэт в дверном проеме.

– Я… – Мои губы уже приготовились произнести привычную ложь, но я остановилась. Сколько можно лгать? Опустив голову, я тихо сказала: – Нет… Нет, я не в порядке.

Уж лучше бы у меня, как у Тайли, ныла шея и было трудно дышать, чем терпеть эту саднящую боль в груди – боль, от которой нет лекарства.

Кинн оглянулся и зашел в гостиную.

– Это из-за Кьяры? – вполголоса спросил он.

– Откуда ты?..

Он нерешительно приблизился и, остановившись в паре шагов от меня, сказал:

– Я видел, как ты на нее смотришь.

– «Не пытайся стать моей сестрой».

– Что?

– Так она сказала после моего первого перевоплощения.

В полумраке выражения его лица было не разобрать – я лишь видела, что Кинн не сводит с меня глаз. Наконец он произнес:

– Пока вы играли в теневые салки, мы с Кьярой поговорили. О тебе.

– Обо мне? – переспросила я.

Кинн кивнул.

– Когда она пересказала ваш разговор, я сказал ей… что ты не заслужила такой сестры, которая ненавидит тебя за само твое существование.

В горле у меня встал комок.

– А она?..

– Ответила, что я прав. И добавила, что именно поэтому тебе лучше держаться от нее подальше – так она не сможет тебя ранить.

Я не сразу смогла подобрать слова, а потом воскликнула:

– Но так не лучше!.. Когда я вижу, как она ухаживает за Тайли… – Перед глазами снова возникла эта картина, и неожиданно из глубины души вырвались слова: – Она так похожа на маму.

Тихонько охнув, я прижала руку ко рту.

Неужели всё это время я бессознательно видела в Кьяре маму? И поэтому меня ранило то, что она меня отвергает?..

– Мне кажется, Кьяра и сама пока в себе не разобралась, – сказал Кинн. – Она ненавидит не тебя лично, а девушку, которая лишила ее матери. Может, со временем она поймет, что ты ни в чем не виновата, и захочет с тобой сблизиться.

– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, что боль в груди ослабла.

Кинн бросил взгляд через плечо – в квартире было тихо – и, не глядя на меня, торопливо произнес, словно боялся передумать:

– Прости меня, Вира. Тогда, после драки, я тебе столько всего наговорил. Забудь, я был не в себе. Не надо… ничего объяснять. Просто знай, что, если необходимо, я тебе всегда помогу.

Дело было, возможно, в том, что разговор о Кьяре принес мне облегчение, а возможно, в окружающем нас полумраке, который скрадывал очертания, приглушая резкость, – но я наконец решилась.

– Это дядя настоял на помолвке. – Кинн выпрямился и поднял голову, а мое сердце забилось от волнения. – Свадьба с Хейроном затевалась только для того, чтобы скрыть отсутствие у меня дара. Я согласилась, думая, что выбора нет. Но когда я познакомилась с Хейроном, то поняла, что… Мне захотелось отменить всё это.

– Отменить? – переспросил Кинн.

Кивнув, я продолжила:

– Я пыталась поговорить с дядей, но он не пожелал меня выслушать. Слишком поздно было что-то менять. – Сцепив руки в замок, я вспомнила свой неудавшийся протест и проговорила: – Хотя, наверное, мне просто не хватило смелости настоять на своем.

Перед глазами у меня возникли Храм