В какой-то момент им показалось, что она излучает свет. Однако это остановило их ненадолго — светящаяся женская фигура не ассоциировалась в их сознании с высшими силами. Кочевники поскакали вперед, поднимаясь все выше, и когда по сигналу царицы ворота были подняты, город, утопающий в роскошных садах, предстал перед ними во всем своем прихотливом великолепии. Вид достатка и роскоши всегда распалял этих людей, привыкших к тяготам кочевой жизни, и неосознанная ярость заставляла их крушить все вокруг и причинять боль. Каждое дерево и цветок перед ними искрились и переливались мириадами крохотных радуг. При виде этой странной картины — женщина на высокой стене, великолепные сады, сияющие здания — кочевники издали глубокий страшный рык. Их предводитель крикнул, что здесь их подстерегают демоны. И всадники в кожаных штанах и рубахах, пропахших потом — их собственным и лошадиным, — бросились назад, в ущелье. В ужасе оглядываясь назад, они видели высокую стену из красного песчаника и неподвижную фигуру женщины, окруженную сияющим ореолом.

Кочевники встали лагерем под обрывом, и казалось, что костры, на которых они готовили себе пищу, пылают каким-то потусторонним светом. Но вскоре их страх превратился в ярость, а потом в насмешку. Они были не робкого десятка, эти разбойники. Не было случая, чтобы они не довели до конца то, что задумали. К тому же не все успели увидеть заколдованный город, окруженный радужным ореолом. И даже те, кто его видел, теперь сомневались, не пригрезилось ли им все это. Их предводитель Гонкез отдал приказ подождать до утра, чтобы с рассветом вновь подняться по ущелью и осмотреть город при дневном свете. Он отлично знал, что его воины отличаются строптивым нравом и выполняют лишь те приказы, которые считают разумными.

Утром кочевники вновь двинулись вверх по ущелью, осыпая своего предводителя проклятьями. Ворота города были по-прежнему открыты. Они ворвались внутрь и обнаружили то же, что видели в сотне других мест — лабиринт уютных улочек, богатые дома, сады и рынки. От загадочного сияния не осталось и следа. Они жгли и разрушали все на своем пути. Однако город был почти пуст. На пороге одного из домов сидела собака, а на подоконниках грелись кошки. Люди же исчезли без следа. Изредка им встречались старик или старуха, которые говорили, что решили остаться, поскольку уже отжили свой век. Кочевники убивали их, не раздумывая.

Они ворвались во дворец и нашли там царицу Шазвин, которая стояла у окна в своих покоях. Убив ее, они набросились на своего предводителя Гонкеза и сразили его мечом. Мы вдвоем, мертвые, лежали рядом, а вокруг нас пылал дворец.

Между тем Назар вывел людей из города через восточные ворота. Жители города тянулись за ним длинной вереницей, и те, кто замешкался, были убиты. Но снежная буря, неожиданная в это время года, остановила кочевников. Зимы на северных равнинах были суровы, и кочевники знали, что такое морозы и метели, не понаслышке. Но снежные заносы, коварные ледяные оползни и пронизывающие до костей ветры в горах были для них в новинку. Они поскакали прочь, чтобы вернуться на равнины и дождаться, пока погода улучшится, уж тогда они смогут догнать беглецов и убить их. Кочевники поклялись, что не оставят в живых никого из них, но путь им перекрыла зима. Тысячи беглецов погибли от холода и лишений, но большая часть добралась до высоких, защищенных долин. Весной, когда снега в ущельях растаяли и путь был открыт, кочевники не пришли. Поговаривали, что их покарали демоны и убийство предводителя обернулось для них проклятьем. Кроме того, среди них прошел слух, что никто из беженцев не пережил суровой зимы.

Но среди выживших было достаточно тех, кто сохранил наследие своей разрушенной культуры и был готов обучать других. И, между прочим, в числе тех, кто у них учился, были и потомки кочевников.

Так я, Амбиен Вторая, а также Клорати, Назар и другие, не упомянутые здесь, сыграли свою роль в этой драме. И она была не единственной. В эпоху беспощадных кочевников нам пришлось исполнять и другие роли. Порой это помогало нам где спасти несколько человек, где сохранить целый город, а иной раз уберечь горстку тех, кто чувствовал требования времени и здраво относился к превратностям судьбы. Эти люди были учеными. Мудрецами, которые глубоко и тонко понимали происходящее, несмотря на происки Шаммат.

Мы с Клорати снова сидели рядом на сирианской станции на луне Роанды. Я только что избавила его от медленной смерти в заточении. Назар взял меня в плен, чтобы спасти от верной гибели, а потом тайно освободил. Я побывала одним из кочевников, Клорати — судьей, смещенным с должности, а Назар — рабыней, родившейся в самом сердце Первого Южного Континента, женщиной, которой предстояло стать экономкой ленивого и деспотичного князька.

Монитор показывал, что на поверхности луны наступила ночь. Похолодало. Роанды не было видно, поскольку в это время она заслоняла от нас солнце.

Клорати хлопнул в ладоши, и на белой стене появилась карта Роанды — материки и океаны. Клорати подошел к ней и пальцем обвел ту часть Основного Материка, которая страдала от набегов кочевников. Не сводя с меня глаз, он медленно обвел ее еще раз. Он хотел, чтобы я увидела, что на протяжении сотен лет набеги и разрушения происходили именно здесь. И чтобы я сравнила эти события с тем, что происходит в Сирианской империи.

— Понимаю, — сказала я.

— Кочевники держали в страхе эту часть Роанды сотни лет, и для местных жителей этот страх стал второй натурой. Но вскоре кочевников поглотят завоеванные ими же народы. Цивилизации будут зарождаться и погибать, пока здесь, на северо-западе, — и его палец скользнул вдоль побережья Основного Материка, — не сформируется новая раса. Она наводнит весь мир, а не только центральную часть материка, как кочевники с равнин. Этот народ уничтожит все. Его кредо: все, что я вижу, мое. Все, чего я пожелал, должно стать моим. Всех, кто не похож на меня, нужно покарать или истребить. Все, что не есть я сам, — примитивно и скверно… И такие взгляды распространятся по всей Шикасте.

— По всей планете?

— Почти.

— Наставник этого народа Шаммат?

— Дух Шаммат у них в крови. Хочешь посмотреть, что будет дальше? — Клорати щелкнул пальцами, и на стене появилось движущееся изображение. Точно так же он в свое время показывал мне нашествие монголов.

— Нет-нет, не надо! — Я зажмурила глаза. Он вернулся на свое место рядом со мной.

— Ты хочешь нашей помощи?

— Да. А вам нужна наша помощь.

— Да, — сказала я. — Я знаю.

Через земляные стены нашего убежища доносился скрежет и грохот — неподалеку работали машины Шаммат.

— Вернувшись домой, я скажу, что решила провести здесь отпуск. Мне не будут задавать лишних вопросов — все уже привыкли к моим странностям. Несмотря на то что я сирианка, я вряд ли сумею объяснить своим соотечественникам, через что прошла вместе с тобой…

— Точнее, не сумеешь рассказать о работе, которую проделала вместе с Канопусом…

— Пусть так. О работе, которую мы проделали. На Сириусе не поймут ни слова из того, что я скажу. Теперь меня могут понять только на Канопусе.