Первые полторы-две недели жизни этих детей были первыми и последними спокойными днями в жизни их и их родителей. Новорожденным вполне хватало того мизерного объема информации, что получали они в своих карантинных палатах. Глядя на мир влажными глазенками и прислушиваясь к доносившимся до нежных ушек звукам, груднички довольствовались увиденным и услышанным, ничем не отличаясь в этом плане от остальных детей. Несчастным малышам было невдомек, что коварная и прожорливая, как удав, патология Госса уже затаилась в их несмышленых головках, готовая к нападению.

Тяжело приходилось врачам и родителям с первыми маленькими жертвами редкого в те годы заболевания. Врачи элементарно не знали, что делать с практически не умолкающими младенцами, обследование которых не выявляло никаких заболеваний. Детей успокаивали, а они еще больше заходились в крике. Никто тогда не подозревал, что беспокойная, богатая на внешние раздражители атмосфера необходима малышам как воздух. Им требовался живительный поток информации, желательно разнообразной и яркой. Информация была для них натуральным наркотиком, и чем дальше они росли и развивались, тем в большей дозе нуждались. Врачи же, наоборот, всячески ограждали детей от стрессов и помещали в тепличные условия, не осознавая, каким мучениям подвергают.

Говорят, первый, кто нашел эффективное лекарство, был вышедший из себя отец одного из неугомонных младенцев. У слабонервного родителя от отчаяния лопнуло терпение и он впал в буйство: орал, размахивал руками, колотил по мебели. Когда же папаша обуздал эмоции, он не на шутку встревожился за перепуганное дитя, но с изумлением обнаружил, что ребенок внимательно наблюдает за ним и лучезарно улыбается. Новый непривычный раздражитель утолил в малыше информационную жажду и угомонил его на какой-то срок. Несдержанный отец оказался сообразительным человеком и вскоре пришел к выводу, что успокаивание ребенка – это вовсе не то средство, которым следует бороться со странной детской истерикой. Разумеется, громкая брань и крушение мебели тоже были отвергнуты. Родитель предпочел компромиссный вариант: постоянно меняющаяся фоновая музыка, детские телепередачи и компьютерные программы, чтение вслух. Мозг ребенка впитывал информацию словно губка, а само чадо криками требовало для себя добавки.

Казалось бы, что тут плохого – дитя развивается, вынуждая родителей постоянно подбрасывать ему все новую и новую пищу для ума. Однако изнанка столь нетипичной для маленьких детей тяги к знаниям стала очевидна еще до того, как они произнесли свои первые слова. Переедание не менее опасно, чем голод. К потреблению умственной пищи это относится в не меньшей степени. Слабая детская психика просто не выдержала каждодневно обрушивающейся на нее лавины раздражителей. Приблизительно через месяц пребывания в информационном поле у детей случались приступы, симптомами схожие с эпилепсией. Здесь уже врачи не испытывали сомнений в диагнозе: тяжелый нервный стресс, чреватый в таком нежном возрасте серьезными осложнениями.

Приступы были предсказуемы, однако они все равно происходили, несмотря на профилактические меры, как то: уменьшение объема информации и всяческие терапевтические успокаивающие процедуры. Определить критическую грань между «недоеданием» и «пресыщением» было невозможно – слишком зыбкая она оказалась. Вкушая свой наркотик, информационный наркоман словно балансировал на тонком тросе – отклонение в любую сторону вело к тяжелым последствиям, и обойтись без отклонений на этом шатком пути не удавалось никому. Рано или поздно, но злоупотребление информацией давало о себе знать, и тогда единственным выходом оставалось вмешательство высококлассных невропатологов и психотерапевтов, спешно разрабатывающих методы лечения нового вида детских нервных расстройств.

Врачи забили в набат и вывели проблему на мировой уровень. Детям, которым пришлось стать первыми жертвами патологии Госса, требовалось поставить памятник, ибо их неокрепшие организмы превратились в настоящий полигон для разработки оружия против нового недуга. В работу включились медицинские институты и исследовательские центры. К их маленьким пациентам было привлечено внимание всего мира, однако малыши не ощущали по этому поводу дискомфорта. Напротив, поднявшаяся вокруг них суета просто утопила их в океане информации, в котором они ощущали себя, словно рыба в воде.

Несмотря на все усилия врачей, количество «информационно зависимых» младенцев неуклонно росло. Вскоре подтвердились прогнозы, что взросление этих детей также будет протекать далеко не лучшим образом. На протяжении первых лет жизни они сильно опережали в умственном развитии сверстников, но затем процент знаний, усваиваемый детьми с патологией Госса, катастрофически падал и в конечном итоге становился даже ниже, чем у нормальных, окруженных родительской заботой детей. Психологические перегрузки в раннем возрасте дали-таки о себе знать. При всем при этом с годами «информационно зависимые» дети лишь наращивали объем поглощаемой информации. Они продолжали перелопачивать внушительные объемы информации, только мало что из тех объемов уже откладывалось в детских головах. Все, что происходило в них, напоминало работу водяной мельницы, где на производство килограмма муки уходили тонны проточной воды. Кризисные состояния у больных с возрастом стали наступать реже, однако продолжительность мучительных приступов увеличилась. Вдобавок к остальным мучениям появлялась хроническая бессонница – как последствие эмоционального истощения, она наблюдалась у каждого страдающего информационной зависимостью.

Патология Госса подавляла в ребенке всякий интерес к подвижным играм и прогулкам на свежем воздухе, так что физическое развитие этих детей оставляло желать лучшего. И малыши, и повзрослевшие дети днями напролет проводили перед телевизорами и мониторами компьютеров, просматривали сотни телевизионных каналов и тысячи интернет-страниц. Причина, по которой информационных наркоманов не привлекали книги, не представляла загадки – классические источники знаний не могли за короткий срок выплеснуть в мозг больного ту колоссальную волну информации, что обрушивали на мир телевидение и Интернет. Слабые, болезненные, безвольные дети входили в юношеский возраст, а затем и во взрослую жизнь обученными только одному: пропускать через свой мозг потоки всевозможной и по большей части бесполезной информации. Попытки ученых использовать эти уникальные качества во благо общества ни к чему не привели: больные патологией Госса осмысливали и анализировали лишь малую толику от полученных сведений – ненамного больше того, что усваивали обычные, не обремененные подобными «талантами» люди.

Академик Альберт Госс, неосмотрительно продавший свое научное открытие ушлой «Терра», тем не менее внакладе не остался и на вырученные деньги продолжил заниматься главным делом своей жизни – изучением загадок человеческого мозга. Странная врожденная патология информационной зависимости, которой к тому времени уже страдало более ста тысяч детей, послужила для Госса достойной целью, достижению которой академик отдался без остатка.

Базовые исследования продлились несколько лет. На их основе Госс сделал неутешительные выводы: на данном этапе развития медицины полностью излечиться от патологии информационной зависимости нельзя. Как и выявить ее на стадии беременности. Можно было лишь рассчитать вероятность такого заболевания у будущего ребенка, не более. Академик уверял, что страдающие этим недугом дети будут рождаться еще как минимум несколько десятилетий. Патология Госса обещала стать тяжким проклятием двух последующих поколений. Увы, такова была горькая правда. Что ожидало человечество во второй половине двадцать первого века? Прогнозы академика были сдержанными и туманными, что на языке медиков обычно означало «вряд ли дела в скором времени пойдут на поправку, если вообще пойдут». Как отразится болезнь нынешнего поколения детей на их потомстве, не мог сказать даже светило мировой медицины. Однако то, что негативных последствий не миновать, было очевидно каждому, кто задавался этим вопросом.