Внутри пол укрыт проводами, протянувшимися к огромным рядам компьютеров, за которыми работают техники со стеклянными взглядами. Почти у каждого есть то, что «Картакс» называет «несанкционированным кодом». И некоторые из них таковы, что вампирские клыки охранника кажутся игрушкой. У одной женщины львиная грива, спускающаяся вниз по ее спине, у другой – три блестящих линзы на затылке, а у человека, который несет моток кабелей, есть хвост, которым он начинает размахивать, когда замечает меня.

– Катарина.

Новак с улыбкой пересекает комнату, одетая в форму из черной искусственной кожи со светящимися кобальтовыми полосками на плечах, которую я видела на ней во время трансляций. Она выглядит молодой, может, слегка за тридцать, но в ее глазах есть что-то жуткое. Один из них блестит слишком ярко, а значит, он, скорее всего, искусственный – к нему подключена крошечная камера, благодаря которой она может видеть волны бо́льшего диапазона. Конечно, это полезно, но на это жутко смотреть.

На самом деле, в ней все немного жутковато.

– Я так рада встретиться с тобой после стольких лет.

Она тянется, чтобы пожать мне руку. У нее на носу поблескивает серебристая сережка, а на шее виднеется татуировка двойной спирали, которая исчезает в алых волосах. Ее рукопожатие твердое, но пальцы холодные, как и взгляд.

– Я волновалась за тебя с тех пор, как ты разорвала наш разговор на прошлой неделе.

Я смотрю на остатки трифаз, еще виднеющиеся на моей коже.

– Вы выбрали очень оригинальный способ позаботиться о моей безопасности.

– Ты мой лучший хакер, Рысь, – с улыбкой отвечает она. – Конечно, я волновалась. И отправила Агнес сообщение с просьбой проверить, как ты там, но не получила ответа. Я уже раздумывала отправить на твои поиски людей, но мы получили анонимную наводку, что ты путешествуешь по стране с зашифрованной копией вакцины. А когда с нами связался Маркус, то мы решили, что должны во что бы то ни стало найти тебя. И я безумно рада, что ты согласилась присоединиться к нам.

Я нахмурилась. Анонимная наводка? Должно быть, ее отправила Агнес. Но если она связалась с Новак, почему ничего не написала мне?

– Я с радостью помогу расшифровать вакцину, – говорю я. – Но у меня есть некоторые требования.

– Требования? – удивленно моргнув, спрашивает Новак.

– Вы уже видели код, который поможет ее расшифровать?

Она кивает, и что-то в выражении ее лица подтверждает мое предположение: она прочитала код, и ее люди понимают, что для расшифровки вакцины необходимо использовать мое тело, но не знают всех подробностей. Только мы с Даксом разбираемся в папином стиле кодирования так хорошо, что смогли быстро выяснить тонкости процедуры. И это дает преимущество. Если я правильно разыграю свои карты, то, возможно, смогу обмануть их и получить из этого какую-то выгоду.

– Тогда ты должна понимать, что вакцина не расшифруется, если я этого не позволю, – говорю я. – Папа написал алгоритм так, чтобы «Картакс» никогда не смог заставить меня расшифровать его. И я позволю это сделать только в том случае, если вы распространите его среди всех выживших на поверхности и в бункерах.

Новак щурится.

Все, что я только что сказала – ложь, но там есть и доля правды, из-за которой все звучит правдоподобно. Для расшифровки не требуется моего согласия, я даже могу находиться без сознания. Имеют значение лишь мои клетки, но мы с Даксом единственные, кто это знает.

– Да, – наконец говорит она. – Я знаю об этом. Но есть кое-что, о чем должна знать и ты, мисс Агатта.

– И что же?

Она приподнимает бровь:

– То, что твой отец, наверное, уже давно должен был сказать.

Новак говорит, что ей нужно все подготовить, поэтому она оставляет меня в комнате, заполненной фотографиями, на которых задокументированы события последних двух лет. Здесь есть размытое по краям изображение с глазного имплантанта, на котором запечатлены беспорядки на оживленной улице в центре города. Я уже видела эту фотографию. Ее сделали в Чикаго, когда посреди города сломался автобус с зараженными на второй стадии людьми, которых везли в карантин. Кто-то запаниковал и открыл дверь, и запах от их тел вырвался на улицу. Это одно из самых масштабных проявлений гнева. В толпе гнев превращается в безумие. Обычно он подталкивает нападать на зараженных, но чем больше людей он охватывает, тем сильнее нарастает истерия, и в конечном итоге все без разбора бросаются друг на друга. В тот день, когда гнев наконец отступил, на улицах лежали сотни тел.

Я прикусываю ноготь на большом пальце, вглядываясь в обезумевшие глаза людей на фотографиях. Нет ничего хуже, чем понимать, что как только тебя коснется запах гидры и охватит гнев, ты навредишь людям против своего желания. И у меня возникает вопрос, не это ли чувствует Коул, когда срабатывают его инстинкты защиты?

– Мисс Агатта?

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Охранник с лей-линиями стоит у двери.

– Мы готовы вас принять. Сюда, пожалуйста.

Кивнув, я отвожу руку ото рта и понимаю, что сгрызла ноготь на большом пальце до кожи, хотя никогда раньше такого не делала. Я заставляю себя опустить руки вдоль тела и следую за охранником вниз по лестнице в дальнюю часть дома.

Спустившись в подвал, мы проходим сквозь свистящий воздушный шлюз в комнату, стены которой обиты звукоизоляцией. Новак ждет меня внутри с двумя людьми: мужчиной с ярко-желтыми волосами и женщиной с гладкой прозрачной кожей, которая выглядит так, словно ей вживлена ДНК лягушки. Я никогда не видела ничего подобного. Сквозь напоминающую стекло кожу видны мышцы и темные полосы вен.

Женщина со стеклянной кожей смотрит в никуда, а один уголок ее рта дергается. Мужчина с желтыми волосами пускает слюни, склонив голову набок. Я медленно перевожу взгляд с них на Новак и поднимаю бровь.

– Это два ведущих мировых эксперта по вирусу гидры, – говорит она. – Ну, или лучшие из тех, с кем мы могли связаться в короткие сроки.

Мужчина медленно кивает, мышцы на его лице искривляются, а в глазах появляется осознанное выражение.

– Подожди, вы используете марионеток? – спрашиваю я.

Подключение к марионеткам один из самых опасных алгоритмов гентеха и один из немногих, которые ООН признали незаконными. Он выращивает в нервной системе пользователя схему из тысяч крошечных проводов, чтобы позволить кукловоду, находящемуся в другом месте, удаленно использовать тело марионетки. Кукловодом может быть кто угодно, и для этого не нужно специальных модулей. Их мозговая активность, как и всегда, просто фиксируется скаллнэтом. Они просто подают мысленные команды, как если бы хотели управлять своим голосом или движениями, и они передаются напрямую в тело марионетки.

Обычно все срабатывает довольно неплохо. Мозг и тела большинства людей похожи настолько, чтобы ментальная команда кивнуть задействовала нужные мышцы в марионетке. Только они не соответствуют на все сто. Поэтому куклы иногда дергаются, а их речь искажается, но при этом такое соединение считается одним из самых безопасных. Если кто-то взломает сигнал, то увидит поток непонятных мышечных импульсов. И чтобы перевести их в слова, требуется почти такая же сложная машина, как и человеческое тело.